Суходрев - личный переводчик Хрущева, Брежнева и Горбачева написал замечательную книгу о советских вождях, вождизме, кризисах типа Карибского, Шестидневной войны и других, президентах Штатов, встречах на самом высоком государственном уровне в США, Канаде, Индии и прочих странах.

Кстати, в тот приезд Никсона над Кремлём развевался флаг США.

"Этот невероятный факт никак не связан с военными действиями, но состоялся как раз в период «холодной войны».

Всего один раз в истории над Кремлем поднялся флаг США. Это не было сценой для фильма или чьей-то злой шуткой. Флаг подняли по приказу советского генсека, и девять дней он развевался на ветру - на всеобщее обозрение."

Это - всего лишь небольшая интерлюдия

ЧП в аэропорту Внуково

   "Во Внукове — все как всегда в таких случаях: почетный караул, группа руководящих чиновников. Попрощавшись с провожающими, президент с женой поднялись на борт самолета «Ил-62». Таково правило — при перелетах внутри страны пребывания гость должен пользоваться самолетом хозяев. Так что президентский самолет полетел в Киев без Никсона и должен был там его дожидаться.
   Итак, все пассажиры на борту. Президент ушел в свой салон, а я расположился вместе с его помощниками в соседнем. Бортпроводницы в нашем самолете оказались моими хорошими знакомыми по прежним полетам, и я первым делом спросил у них о том, что они могут предложить гостям из напитков. Девушки радостно сообщили: они специально подготовились к полету американских гостей и помимо полного набора русских закусок и прочих яств у них есть виски и джин, не говоря уже о русской водке. Похвастались, что даже запаслись кубиками льда (в те годы на самолетах «Аэрофлота» этот продукт редко был в наличии).
   Должен признаться, что во время визитов такого рода одним из самых светлых моментов для меня всегда был отъезд вместе с гостями. На этом кончались официальные переговоры с неизбежными напряжением и нервотрепкой. Впереди оставались, по сути дела, прогулки по интересным местам. С таким настроением я и присоединился к помощникам президента, с которыми уже успел наладить приятельские отношения. С ходу спросил, что бы они хотели выпить еще до взлета самолета. Кто-то из них не без ехидства сказал: «Хорошо бы виски с содовой, да со льдом. Но ведь у вас наверняка этого нет?» Я торжественно объявил, что у нас есть все… Тем временем дверь самолета закрылась, и мы услышали, как стал запускаться первый двигатель. Мы сняли пиджаки, расстегнули верхние пуговицы рубашек и приготовились к приятному недолгому полету. Заработал второй двигатель, потом третий, а вот четвертый… что-то долго не запускался, хотя остальные три продолжали жужжать.
   Прошло минут десять-пятнадцать, и вдруг все смолкло.

Мы переглянулись: случилось что-то необычайное. Через иллюминаторы мы увидели, как к самолету направляется Косыгин, рядом с ним вышагивает министр гражданской авиации Б. П. Бугаев. Дверь открылась, и они вошли в самолет. Косыгин выглядел мрачнее обычного. Он спросил:
   — Где Никсон?
   Я проводил его в салон высокого гостя.
   Никсон сидел в кресле и что-то читал. Он с некоторым удивлением посмотрел на Косыгина, тот стал объяснять, что возникли неполадки с одним из двигателей самолета. Рядом стоял министр гражданской авиации с побелевшим лицом. Косыгин, кивнув на министра, спросил:
   — Господин президент, скажите, как нам поступить с министром? Может, немедленно уволить?..
   Президент спокойно, даже чуть улыбнувшись, возразил:
   — Ни в коем случае. Его надо похвалить за то, что его люди вовремя, на земле, заметили неисправность. Примерно такая же ситуация возникла в одну из моих поездок в Африку, и я тогда выразил благодарность экипажу.
   Несколько успокоившийся министр сказал, что не запустился лишь один из четырех двигателей, самолет может долететь до Киева и на трех, но, разумеется, рисковать не следует, тем более что рядом, в каких-то пятидесяти метрах, стоит точно такой же самолет, резервный.
   Все стали поспешно собираться. У бортпроводниц был растерянный вид. Перед выходом из самолета одна из них сказала мне:
   — Самолет такой же, да только он не загружен провизией из спецбуфета.
   Тогда я посоветовал им взять в руки все, что можно унести из приготовленных запасов.   — И лед не забудьте, — добавил я, чтобы подбодрить девушек.
   Мы перешли в другой самолет. Наши замечательные бортпроводницы притащили виски, коньяк, водку, кубики льда и даже содовую. Только с закуской было похуже, но это уже не имело значения. Главное — взлетели благополучно.
   С президентом летела небольшая группа журналистов, у американцев это принято. Как только мы набрали высоту, один из помощников Никсона попросил меня узнать у летчиков, какова техническая причина случившейся неполадки. При этом он отметил, что данный вопрос интересует журналистов и что летчики вольны дать любой ответ и чем формулировка будет сложнее, тем лучше, ибо журналисты тогда не смогут ее истолковать на свой лад.
   С этой просьбой я и отправился к нашему экипажу. Командир ответил, что он, конечно же, может объяснить причину отказа двигателя, но коль речь идет о даче информации американцам, то на это должно быть разрешение его начальства. Он попытался связаться по радио со своим министром, но того на месте не оказалось. О том, где в это время находился министр гражданской авиации, можно было только догадываться…
   Тогда я решил воспользоваться специальным телефонным аппаратом правительственной связи. Мне удалось дозвониться до помощника Брежнева. Александров ничего не знал о случившемся. Я изложил ему суть дела и, продиктовав предложенную командиром экипажа формулировку причины отказа двигателя, стал ждать ответного звонка.
   Полет до Киева длился около часа, и самолет уже снижался, когда раздался звонок из Москвы. По мере снижения самолета телефонная связь ухудшалась. Сквозь гул двигателей я с большим трудом расслышал крик Александрова:
   — Со-глас-ны!
   Я быстро перевел формулировку на английский, и помощник Никсона по печати поспешил передать ее заждавшимся американским журналистам.

Вот и Киев. Мы пошли на посадку. А незадолго до этого Никсон пригласил меня в свой салон. Перед ним лежал текст речи, с которой он должен был выступать на предстоящем официальном банкете. Составители речи предложили ему упомянуть о Киеве как о «матери городов русских», и Никсон решил со мной посоветоваться: не вызовет ли данное упоминание смущение у киевлян? Я заверил президента в том, что такой реакции быть не должно, поскольку это выражение отражает историческую действительность.
   Мы благополучно приземлились в Киеве и провели там остаток дня. На следующий день — осмотр города, возложение венка на Могилу Неизвестного Солдата и неизменный торжественный банкет.
   Почему-то мне казалось, что украинская сторона произнесет свой тост на родном языке. Но не тут-то было. Когда я сказал об этом одному из местных руководителей, тот в отчаянии руками замахал:
   — Что вы! Ни в коем случае! Нас же в национализме обвинят… Только на русском!
   Диким все это кажется с позиций сегодняшнего дня.
   На этом закончился визит президента США в Советский Союз."

"Диким все это кажется с позиций сегодняшнего дня." - Если бы только Суходрев знал, как скоро это снова станет нормой.