СВЕТСКАЯ ЛЬВИЦА СВЕТСКОЙ ЛЬВИЦЕ ВОЛК

Мы с детства верим, что настоящая дружба — это навсегда, а любовь — до гробовой доски. В идеальной картине мира ты приходишь в первый класс, садишься за парту, а рядом сидит твой будущий друг на всю жизнь. Нет, я даже знаю картину лучше: приходишь в детский сад, а на соседнем горшке тебя уже ждет родная душа. А дальше прямо с горшка вы пересаживаетесь в два белых «феррари» и летите по жизни, как два рысака в упряжке: с равной скоростью, ваши гривы одинаково развеваются, и вы готовы растоптать любого, кто встанет на вашем пути. Вы взахлеб дружите семьями, открываете совместное дело, которое сразу начинает приносить миллионы. В вашей прекрасной дружбе нет места ни зависти, ни ревности, ни соперничеству. Вы все делите поровну — и горе, и радости, приходите на помощь друг другу в любое время дня и ночи, хотя какое на фиг горе может быть в этой сказке?!

В реальности жизнь такую опцию предоставляет избранным единицам. Много ли вы знаете людей, сохранивших друзей со школьной скамьи?

Я честно пытаюсь хотя бы по минимуму держать контакт. Но зачастую это превращается в насилие над собой. Любое, даже поверхностное, общение подразумевает хоть какие-то точки соприкосновения. А вот что делать, если закадычная подруга, первая красавица школы, к тридцати пяти годам стала заплывшей жиром домохозяйкой в несвежем халате и круг ее интересов не выходит за пределы ее же кухни? Мне стыдно, но ее фотографии в социальных сетях я разглядываю с большим удовлетво­рением. Сплю я после этого особенно спокойно: с ощущением, что и с супом, и с жемчугом мне повезло. Ну не об этом же с ней разговаривать!

У другой одноклассницы, сумевшей сохранить фигуру шестнадцатилетней, мозги, к сожалению, остались совершенно нетронутыми с того же возраста. И вроде бы нет между нами социальной пропасти и засаленного халата, но поддерживать разговоры только о том, что «Ой, мы сейчас пытаемся купить виллу в Куршевеле. Не снять, а купить», мне с каждым годом все труднее.

Ну ладно, разрыв школьной дружбы всегда можно объяснить: развела жизнь, расстояния, и вообще – двадцать лет прошло. Но как объяснить вереницу «лучших» друзей, с некоторыми из которых сейчас трудно выдержать даже пятиминутный разговор. Как может быть, что люди, с которыми ты проводила часы и дни напролет, становятся совершенно чужими? Всю жизнь я слышала, что с возрастом друзей мы только теряем, потому что их приобретают в юности. Мой опыт показывает, что это не так.

Недавно я осознала, что растеряла почти всех старых друзей. На минуту мне стало страшно, и я подумала, что, наверное, что-то в жизни делаю не так, раз у меня столько потерь. Кто-то очень умный вовремя сказал мне: «Посмотри, что приходит взамен». Я поняла, что многие мои дружеские отношения были обречены. Если не на разрыв, то хотя бы на долгие паузы. Потому что ты не можешь со всеми своими друзьями двигаться синхронно. Кто-то сделал в своем развитии рывок, кто-то не отстал, а просто сделал шаг в совершенно другом направлении, а кто-то, возможно, перерос своих бывших одноклассников.

Дружба в светской Москве подчиня­ется правилам нескольких кла­нов, каждый из которых привлекателен своей избранностью и недоступностью. Принадлежность к клану — это по всем парамет­рам правильно и престижно. Примкнув к какому-то из них, ты не просто получаешь билет в высшее общество, а этим обществом как бы становишься.

Чтобы иметь прочные позиции в клане, нужно соблюдать дико сложный райдер его ключевых фигур. В соответствии с тем, кто кем себя в данный момент позиционирует (читай: мнит), выставляется список табу: при одной нельзя хвалить других фотографов, с другой — других дизайнеров, с третьей вообще желательно в ее присутствии никого, кроме нее, не хвалить. В одну компанию нельзя привести не согласованных заранее людей; в другой принято смотреть сквозь пальцы на то, что чей-то муж (все время один и тот же), подвыпив, хватает подруг жены за выпуклые места. В третьей кто-то приходит по очереди то с женой, то с ­любовницей.

И абсолютно все поют друг другу дифирамбы. «Любимая, ты сегодня сногсшибательна!», «Ты так талантлива, что даже Раф Симонс вдохновляется твоим стилем!», «Как тебе так быстро удалось ­построить столь успешный бизнес?! Ты гений!», «Я восхищаюсь твоим мужеством оппозиционера и борца — вот так идти наперекор власти и не бояться потерять все! Ты главный человек в этой стране!» Как только за «главным человеком страны» или реинкарнацией Кристиана Диора закрывается дверь, клуб друзей начинает упражняться в язвительности с тем же усердием, с каким только что расточал похвалы.

Все следят, кто на чей инстаграм подписан, кто чью манеру одеваться копирует, кто на какие мероприятия ходит, с кем обедает и какого бренда украшения выгуливает. И не дай бог случайно сделать то, что считается немодным, пожать кому-нибудь не тому руку или сесть на званом ужине не за тот стол – вылетишь из А-листа Михаи­ла Друяна в лист С быстрее, чем Билл Клинтон из Белого дома. Одним словом, все это мало похоже на дружбу. Скорее — на жизнь в банке со скорпионами. По сути, для того чтобы выжить, ты должен как минимум не дать сожрать себя, а в идеальной ситуации — сожрать всех вокруг и стать верховным скорпионом. А поверженных подруг сделать почетными фрейлинами.

Такая подмена ценностей приводит к тому, что важным становится не то, насколько твое окружение может тебя понять, принять и поддержать, а то, числятся ли они в верхних строчках пресловутого А-листа и в должной ли мере потворствуют твоему нарциссическому эго. Короче, ­светская львица светской львице волк.

Поразительно, как много людей кладут жизнь на то, чтобы присоединиться к какому-то клану, потом возглавить его и в итоге победить остальные кланы.

Мы с моей самой близкой подругой, с которой дружим с двенадцати лет, вычисляем таких людей на раз. Предположим, прихожу я куда-нибудь с ней вдвоем, и, поскольку она человек непубличный и ни к какому листу не относится, некоторые ведут себя так, будто ее в комнате нет: «Оксана, хочешь чаю?» Потом, когда понимают расстановку сил и степень нашей близости, у Оли сразу появляется имя, чай, удобное кресло, почет и уважение.

Помимо «дружбы» в кланах распространены случаи, когда несколько скорпионов выбираются из банок и вступают во вза­имодействие. Эти нездоровые отношения называются «лучшие подружки». Время от времени светская Москва раскалывается на две части, в кланах начинаются разброд и шатание — все это верные признаки того, что два скорпиона отвлек­лись от дружбы против кого-то и начали жалить друг друга. Не желая попадать под перекрестный огонь, все вокруг проявляют небывалую изворотливость, разводя вою­ющих титанов на мероприятиях. Даже домашние посиделки с шашлыками превращаются в спецоперацию под грифом «секретно». Бедные гости не рискуют выкладывать салат в инстаграм, потому что по сервировке неприглашенная подруга может догадаться, кто посмел провести несанкционированную вечеринку с участием врага. Причины противостояния могут быть от самых нелепых (одну Томми Тон сфотографировал на пять луков больше, чем другую) до по-настоящему трагичных (попытки увести мужа-олигарха).

Но самое удивительное, что даже при необъявленной войне «лучшие подружки» могут устраивать друг против друга партизанские вылазки. Однажды незамужняя подруга, гостившая у меня во Франции, случайно услышав, что мой бойфренд выезжает в аэропорт на рассвете, вдруг так полюбила ранние купания, что даже забы­ла надеть купальник. Об этом ее новом ­увлечении мне, давясь от смеха круассаном, сообщил любимый, который в пять утра спустился к завтраку на террасу у бассейна. Когда эти милые недоразумения (случайно упавшее с груди платье, белый костюм подружки невесты на моей свадьбе и т. д.) стали повторяться с пугающей регулярностью, я решила просто забывать брать трубку каждый раз, когда она звонит.

Недавно я посмотрела сериал «Родина», и меня больше всего поразила идея, что человек, вернувшийся из плена домой, к семье и друзьям, обнаруживает, что единственный, кто понимает его по-настоящему, — подозревающий его в ­измене агент ЦРУ. То есть враг. Этот сериал заставил меня задуматься, почему люди, иногда совершенно разные, вдруг становятся родными. Как мы вообще находим близких людей? За последние три года у меня появилось больше друзей, чем за всю предыдущую жизнь. И в ста процентах случаев эта дружба складывалась с первого взгляда, а глубина, честность и открытость отношений не идут ни в какое сравнение со всем, что я привыкла считать дружбой. Но я поняла, что для дружбы в этом ее понимании мне нужно было повзрослеть.

Есть такое мнение: «Не бывает плохих людей. Человек может быть твой или не твой». Теперь я точно знаю, что «своих» людей не нужно искать. Ты их просто ­узнаешь. И потом, уже при близком знакомстве, когда выясняется, что у вас похожие личные истории, вы пережили одинаковые трагедии, ты как будто получаешь подтверждение своей догадке. В «Родине» все было показано правильно: понять тебя сможет только человек, прошедший такой же путь. Для остальных ты навсегда останешься инопланетянином.