Не знаю, как правильно назвать данный опыт.  Сложно обозначить словом «путешествие» поездку в лагерь смерти, пусть и с целью прикоснуться к истории.  Я очень много обсуждала мое посещение Освенцима с другими людьми, я всегда слышала один и тот же вопрос: «Зачем ты туда поехала?» Хотелось бы дать точный ответ, но не получится.  Просто попытаюсь описать свои эмоции.

На дворе ноябрь 2013, мы путешествуем на машине от Москвы до Праги. На обратном пути, глядя на карту, я понимаю, что мы будем совсем рядом от Освенцима, и есть шанс заехать.  Решение было принято сразу: едем. На территории бывшего лагеря вас встретят и передадут гиду – естественно, русскоговорящему.  Гид замечательная, я после видела ее в передаче про Освенцим.  И первым делом она сообщает о том, что мы первые русские за последний месяц. И что это ужасно, поскольку даже немцы больше чтут память жертв концлагерей.  В 2007 году, по-моему, музей посещал президент, был жутко недоволен тем, что русская экспозиция самая скромная, дал поручение всё переделать, поэтому мы не попали в казарму, где была выставка от РФ.

Я сделала одно фото. Вход в лагерь со знаменитой надписью, которая гласит, что «труд делает свободным».  Я не очень впечатлительная, но фотографировать там невозможно, это жуткое место, с тяжелой атмосферой. Такое ощущение, что ее можно потрогать, осязать руками.  Экскурсия длится долго, мы пробыли 6 часов. Я не буду описывать, что мы видели-это всем известные кадры-с человеческими волосами, с разорванными чемоданами, с туалетными принадлежностями и обувью…Много всего.  Поражает немецкая педантичность: каждый узник был сфотографирован на момент прибытия в лагерь и момент смерти, полностью были описаны все мелкие детали, почему люди за 3 месяца сгорали, почему молодая женщина превращалась в старуху.  Время в Освенциме замерло, всё стоит в первозданном виде-столбы, у которых расстреливали, виселицы…такое ощущение, что даже ток проходит по колючей проволоке.  В Освенциме много туристов. И почти половина из них-случайны, поэтому им ничего не стоит залезть в карцер, в котором проходили пытки, и сфотографироваться там.  Я вот, например, не могла подойти близко, а китайцы пихались туда впятером…Я не осуждаю их, у нас разная история.

На территории крематориев зона тишины. Может быть, я накрутила себя, но там до сих пор присутствует специфический запах, равно как и в деревянных бараках, где выгребные ямы были прямо под временными зданиями…

 У меня осталось настолько тяжелое чувство после посещения, что три часа мы ехали молча, а потом я две ночи не могла нормально спать.  Я считаю до сих пор это самым ценным опытом в моей жизни, я рада, что видела всё своими глазами. У меня нет никаких иллюзий, я прочитала потом кучу специализированной литературы, посмотрела документальные фильмы. Не могу не презирать ревизионистов, которые считают, что холокоста не было. И, скажу честно, отношение к немцам тоже поменялось….

Почему я пишу сегодня…Вчера случайно наткнулась на статью Миколая Гринберга, польского фотографа.   Его мама и бабушка были узниками Освенцима.  После смерти бабушки Миколай жил полгода на территории лагеря, снимал документальный фильм. Я хочу привести выдержки из его статьи:

….Через некоторое время я договорился с руководством музея, что буду делать документальный проект – я еще не знал какой. Поселился в Аушвице, какое-то время там жил, а потом стал приезжать, 5 раз в месяц. Единственное место, где можно жить на территории музея, – это бывшая немецкая казарма. Просыпаясь утром, я видел в окно то, что могли видеть 50 лет назад немецкие солдаты. Но я видел не заключенных, а сотни людей, приехавших в бывший концлагерь Аушвиц-Биркенау на экскурсию. Оказывается, для многих американцев экскурсия в Аушвиц – самый дешевый способ попасть в Европу. Некоторые туристы оказываются здесь по ошибке, не представляя, куда именно они приехали. Они ничего не понимают и сердятся: «Мы должны были поехать другим путем!» Французы не верят, что французские коллаборационисты помогали депортировать евреев. Израильтяне не понимают, почему заключенные не сопротивлялись: «Что случилось с инстинктом самосохранения этих людей?» Позже они иногда говорили: «Я приехал в Аушвиц не только чтобы увидеть, как работала машина уничтожения. Я хотел понять, что могли чувствовать узники. Теперь я это знаю, и мне стыдно из-за того, что думал раньше». Кто-то, только оказавшись здесь, соотносил семейные истории с историей, которую он учил в школе. Одна американская студентка сказала мне, что всегда знала про цыганскую кровь своих предков, но осознала это только в Аушвице – впрочем, она оказалась здесь случайно, просто ездила по Европе.

В Аушвице происходили странные диалоги.

– Что ты здесь делаешь?

– Я приехал сюда, чтобы испытать это.

– Испытать что?

– Чувства! Ты что, не понимаешь?

– Понимаю. Я делаю точно то же самое.

– Ну вот, просто нужно сюда приехать.

Постепенно я стал с ними разговаривать. Я задавал туристам простой вопрос, тот же самый, который задавал и себе: «Что ты здесь делаешь?» Вскоре я понял, что это и есть мой документальный проект. Потому что разнообразие причин, приводящих людей в Аушвиц, меня потрясло.

И закончу я тоже его словами, которые полностью разделяю:

Я борюсь за то, чтобы зафиксировать эту уходящую память. Это делает меня счастливым.