После съемок в фильмах «Вий» и «Остров везения» Агния Дитковските воспользовалась своим законным правом на отдых и улетела на несколько дней в Турцию. Там, в отеле Rixos Premium Belek, корреспонденты «7Д» встретились с актрисой.

— Агния, вы отдыхаете одна, без мужа — Алексея Чадова. Как же он вас отпустил?

— Отпустил со спокойной душой. Раньше, возможно, ревновал бы. Теперь этого между нами нет. Все-таки нашим отношениям уже восемь лет, и они перешли на другой уровень. И теперь у нас друг к другу абсолютное доверие. Я очень свободолюбивый человек, и мне нужен свой личный островок. Раньше, например, мы сидели на съемках друг у друга от начала до конца. Сейчас не так. Не все вместе нужно переживать, надо накапливать что-то свое. Вот и отдыхать иногда необходимо порознь.

— Вы с Алексеем чуть было не расстались навсегда, больше года провели порознь. А потом, едва успев воссоединиться, почти сразу поженились…

— Да, у нас вообще получилась стремительная история. Мы встретились и на следующий день стали жить вместе. Это же совершенно сумасшедший поступок, по-моему! Многие думают: должно пройти время, нужно лучше узнать друг друга, так сразу — неприлично. Ну а мы с Лешей на все эти соображения наплевали. И так же стремительно после расставания длиною в год решили пожениться. Все вышло спонтанно. Просто встретились на съемке, сошлись, а на следующий день оба заговорили о свадьбе. Мне вообще кажется, что спонтанные решения — самые значимые. Когда что-то долго организовываешь, в итоге ни во что хорошее это не выливается. Я люблю подчиняться чувствам, а не разуму.

— И все-таки трудно, наверное, возобновить отношения после такой долгой разлуки…

— Ну да. За время расставания ты растешь, взрослеешь. У тебя появляются новые знакомые, друзья, мысли, интересы… Вообще, мы с Лешей не похожи друг на друга. Он рос здесь, а я — в Вильнюсе, и у нас была совсем разная культурная среда. Например, есть всего несколько фильмов, которые мы оба любим одинаково. А в остальном наши взгляды расходятся. Я — человек мира, могла бы жить где угодно, даже, допустим, в Таиланде. А для Леши очень важно все, что связано с Россией, с Москвой. Но мы интересны друг другу, мы любим друг друга — и это самое важное. Так что утраченную за год степень близости, контакта нам быстро удалось восстановить.

— А как по-литовски будет «я люблю тебя»?

— «Аш таве милю». Я когда так говорю мужу, он смеется.

— Смеется? Но ведь это так романтично…

— Видимо, мы с Лешей уже не юные романтические влюбленные. Это другой уровень любви — тот, который я раньше не знала, но всегда хотела узнать. Страсть — когда ты умираешь, не можешь дышать — сменилась более земным состоянием, когда уже возможно спокойно поговорить и принять рациональное решение.

— Нет ощущения, что любовь уходит?

— Просто наступил штиль. А штиль — это же кайф! Ты можешь спокойно поплавать, на лодочке прокатиться спокойно, ты можешь очень многое сделать... Я так рада, что у меня сейчас трезвое мышление. Когда преобладают эмоции, ты и вечно молодой, и вечно пьяный — все тебе по колено, все ты можешь переплыть, перепрыгнуть, переплюнуть... Нет только у тебя трезвости!

— Интересно, кто у вас в семье главный?

— Конечно, муж говорит, что мужчина в семье главный, он хозяин, добытчик, охотник. И это правильно! Алексей — абсолютный мужчина. Для него очень важно решать все вопросы. Чтобы я ни о чем не переживала, чтобы мне было комфортно. Я считаю, что это прекрасное качество для мужчины, когда он хочет, чтобы женщина не волновалась, не думала о житейских проблемах. Он же решает все финансовые вопросы, хотя я и сама зарабатываю деньги. На самом деле в актерской профессии таких мужчин, как Леша, не много. По сути своей это же очень женская профессия. Когда мужчина подолгу сидит в гримерке у зеркала, знает каждый свой волосок и как ему лучше положить тональный крем — это, согласитесь, как-то не совсем мужественно выглядит. Были у меня ситуации, когда я с некоторыми актерами (не буду называть имена) сидела рядом на гриме и поражалась! Мне-то грим наложили за полчаса, а этот актер просидел еще час и все говорил: «Ох, тут какая-то штучка вылезла, а там морщинка. Боже, когда же она появилась?» Леша, к счастью, не такой. Он практически идеальный.

— Кофе с круассанами в постель подает? Подарки дарит?

— Да не нужно мне уже этого ничего — ни кофе в постель, ни подарочков, ни цветочков. Сейчас важно взаимоуважение! Подарки Леша, конечно, дарит. Бывает, что ни с того ни с сего привезет букет цветов. Приятно. Но я не умираю от восторга по этому поводу. Наверное, я все-таки больше люблю дарить, чем получать подарки. Леша, как патриот, любит символику России. У нас есть прекрасный ювелир Петр Аксенов, который черпает свои идеи в эпохе царской России. Недавно я Леше подарила двуглавого орла с черными бриллиантиками. Увидела у Аксенова и сказала: это точно для Леши! И купила. Теперь этого орла Леша иногда к пиджаку прикалывает. Ну и сам, конечно, знает, что мне нравится из украшений, и дарит на день рождения или на другие праздники. Но вот я говорю все это и думаю: для меня это странная тема для разговора. Не так уж важны подарки. Я, например, никогда не понимала, как это вообще возможно — лечь в постель с человеком, которого не любишь, но который тебе кольцо подарил…

— Вам когда-нибудь делали такие предложения?

— Внимание такого рода было, да. Так что, если бы мне это было нужно, я бы сейчас жила по-другому. Но разве это так интересно?! Да, я за собой ухаживаю, да, делаю маникюр, да, покупаю какие-то красивые вещи. Но это же не может быть целью твоей жизни! Я позволяю себе то, что могу позволить, и не страдаю из-за того, что не могу позволить большего. Страдания о материальном — вообще не моя история. Разве что в детстве мечтала о материальном. Летом каждый год мы с родителями ездили в Норвегию — там живет моя тетя, папина сестра. Ее муж — знаменитый норвежский архитектор. Они состоятельные люди, у них там целый остров с фьордами и домиком в горах. Так вот в Норвегии я стала верить в гномиков. Нам с подругой родители рассказали, что, если написать письмо и о чем-то гномиков попросить, они принесут. И мы с подругой каждый день строчили по письму, а с утра получали подарок. Как-то родители взмолились, чтобы мы
писали пореже. Мол, гномикам трудно все время бегать по нашим поручениям, они маленькие… Но мы не останавливались! Просили то куколку, то сумочку… Кстати, в гномиков я верила гораздо дольше, чем в Деда Мороза.

— А какое самое раннее ваше воспоминание?

— Очень странное и неприятное. Я лечу, потом больно ударяюсь, потом кричу от боли. Мне был примерно год, я лежала в коляске, которую взялся покачать друг нашей семьи, и видимо, делал это с излишним воодушевлением, раз я оттуда вылетела.

— Наверное, это был какой-нибудь актер, коллега ваших родителей! Ведь они работали в Русском драматическом театре в Вильнюсе…

— Да, и они часто брали меня туда. Я пересмотрела все спектакли. Мама играла Чехова, Достоевского, Шекспира, Мольера. Помню ее в роли Катарины в «Укрощении строптивой» — мне безумно нравилось! Этот спектакль, кстати, поставил Владимир Мирзоев. А не менее знаменитый Павел Каплевич делал костюмы — насколько я помню, бесплатно, из подручных материалов. Еще моя мама часто снималась и брала меня на съемки. Я и сама в детстве снималась в рекламе. Впервые — в четыре года. Это была реклама сока. Еще в одном спектакле — очень длинном — играла и тоже получала за это деньги. Заработанное я отдавала в семью — жили-то мы небогато. Иногда, чтобы еду купить — допустим, десять яиц, — нужно было или из копилки мелочь достать, или занять у кого-то. Я такой ребенок-хиппи. Росла в абсолютной свободе. Не потому, что родители на меня наплевали, а потому, что они вели нормальный для своей профессии образ жизни. Однажды меня в детском садике забыли. И я абсолютно не расстроилась, а пошла ночевать к воспитательнице. Мне было года три или четыре… Просто родители запутались, кто меня должен забирать: папа, мама или бабушка. А потом ссорились: «Ты почему не взял ребенка?» — «Это ты почему не взяла?!»

— Ваш отец — тоже актер…

— По образованию — актер и режиссер. Учился во ВГИКе на одном курсе с Федором Бондарчуком и с Тиграном Кеосаяном. Но по велению души папа — музыкант. Музыка — это его жизнь.

— Агния, многие люди, пережившие развод родителей, говорят, что в тот момент мир для них рухнул. Ваши мама с папой ведь тоже развелись?

— В первый день, точнее вечер, когда это все произошло, действительно показалось, что мир рухнул. Мне было пять лет. Родители ругались, и я бежала то к одному, то к другому. Был полный хаос! Я чувствовала, что происходит что-то ужасное, но не знала наверняка — что. А на следующий день вроде как жизнь наладилась. В итоге мне даже понравилось новое положение вещей, потому что, если я поругаюсь с одним — иду жить к другому, а если с обоими — к бабушке. Я не заняла такую страдательную позицию: ай, у меня детская травма и весь мир виноват в моих неудачах. Считаю, что ради детей нет смысла спасать семью. Каждый имеет право на поиск своей любви. Честнее несколько раз развестись, чем врать друг другу и возвращаться из чужой постели к человеку, которого уже не любишь.

— А как складывались ваши отношения со вторым маминым мужем, отцом вашего брата Доминика?

— Они не сложились. Я ребенком ревнивой была, вспыльчивой. Могла кричать, ругаться, устраивать истерики, бросаться кашей, уходить из дома... Короче, вредная до ужаса. А Рокас, хоть мужчина умный и философ по образованию, мне ни в чем не уступал. Иногда вообще действовал как-то странно. Я разговариваю по телефону, а он идет мимо и выдергивает провод из розетки. Вот такая негласная война разгорелась между нами... Папу я очень ревновала к его подруге Лигите. Допустим, лежат они с папой на диване — так мне обязательно надо было посередине лечь! Ничего не могла с собой поделать.

— А ревности к младшему брату у вас не было? Все-таки ваша мама родила его от вашего отчима. Получается, они все вместе, а вы вроде как отдельно…

— Я Домика (так мы зовем Доминика) очень ждала. Помню, приехала к маме в роддом. Домик лежал у нее на груди, свернувшись, как котенок. Он спал, и мама спала. А я просидела рядом с ними пять часов. Смотрела на него и не шевелилась — впервые с таким чудом столкнулась! Это ведь космически важно и совершенно непонятно — рождение новой жизни! А когда моему брату исполнилось два года, мама развелась с Рокасом, и мы уехали в Москву. К тому времени конфликты с отчимом были не такими острыми — я уже повзрослела, у меня появились другие интересы. Я ходила в разные кружки, танцевала, пела. К тому же у меня и личных проблем было предостаточно. В 14 лет я пережила несчастную любовь. Влюбилась в мальчика на два года старше себя. А он меня бросил. Было больно так, что я не знала, как спастись. Душевная боль вообще гораздо сильнее физической. Потому что у физической есть граница: если совсем край, человек теряет сознание, отключается. А у душевной боли границ не существует. Она может остаться на всю жизнь. И вот в 14 лет я узнала такую боль. Страшно, когда ты безумно любишь человека, а он тебя бросает. Но в итоге я с этим мальчиком умудрилась сохранить хорошие отношения — мы до сих пор дружим. Он живет в Вильнюсе.

— А родители об этой истории знали?

— Я от них ничего никогда не скрывала. У нас всегда были доверительные отношения и с мамой, и с отцом. Мы вообще в семье все друзья.

— Переезд в Москву дался вам легко?

— Нет, конечно. Я ведь до шестнадцати лет жила в Вильнюсе и русского языка не знала абсолютно. У меня в семье, кроме моей бабушки-одесситки, к которой я ездила на лето с пяти до девяти лет, все говорили по-литовски. Так что переезд в Москву в этом смысле был стрессом. Здесь я как будто онемела. Русский мне было очень сложно учить. Я даже рыдала. Но каждый день часа по четыре занималась.

— А на каком языке вы сейчас с родителями разговариваете?

— С мамой по-русски, но иногда на литовском. А с папой — только на литовском... Мы с ним постоянно обмениваемся эсэмэсками. Особенно в первое время в Москве я скучала и по нему, и по друзьям… Мы поселились в жутчайшей квартире возле Курского вокзала. Часто у нас в подъезде лежали бомжи. Квартира была крошечной, двухкомнатной, там жили я, брат, мама и собака. Когда нам удалось заработать и купить стиральную машину — мы с мамой всю ночь сидели и смотрели, как она работает. Потому что до этого всегда руками стирали. В Москве поначалу нам пришлось тяжело. Но в Литве к тому времени работы совсем не было, а здесь был шанс. И мама им воспользовалась. Я маме очень благодарна за переезд, потому что для меня здесь тоже гораздо больше возможностей, чем в Вильнюсе. Мне кажется, в Москве очень трудно совсем ничего не добиться в жизни…

— Агния, вы ведь занимаетесь благотворительностью… Причем помогаете наркоманам и алкоголикам?

— Да, я вхожу в состав попечительского совета фонда для бывших наркоманов и алкоголиков. Все началось три года назад на «Кинотавре». Ксения Раппопорт, которая занимается этим фондом давно, отвела туда сначала мою маму, а потом и меня. Я приехала и равнодушной остаться не смогла.

— Муж вас поддерживает?

— Он готов, хотя, конечно, для него наркоманы и алкоголики, как бы это сказать, не близкая среда. Вот дети — другое дело. Для них его сердце всегда открыто, он ездит в больницы, участвует в акциях фонда Чулпан Хаматовой. Но муж и жена не должны быть, как близнецы! У каждого должна быть своя территория, свое пространство, свои взгляды. Я уже приучила себя к мысли, что каждый человек — это отдельный мир. Умение не подавлять, давать свободу очень важно. А то женщины иногда бывают невыносимы! Нас чуть-чуть приласкали, назвали «любимая», «дорогая» — и мы уже предъявляем на мужчину права как на свою собственность.

— Вы живете все вместе, большой семьей, с вашей мамой и братом…

— Да. Мы каждый день накрываем большой стол, сидим, разговариваем. Сейчас ведь это нетипично, люди звонить-то близким не успевают, собираются только по большим праздникам. Мне нравится, что для нас это будни.

— Домом занимается ваша мама?

— Нет. С нами еще живет помощница Оля, на ней — основная часть хозяйства и три наши собаки: лабрадор, джек-рассел-терьер и чихуахуа. Оля нам и готовит. Хотя в принципе я обожаю это делать сама. У меня вся семья готовит — и папа, и мама, и все бабушки, и все прабабушки. Мое фирменное блюдо — мясо в черном пиве. Меня научила папина жена, когда мы ездили в Вильнюс. Это очень вкусно, тает во рту. Но если есть время, я многое могу приготовить. И лапшу сама делаю, и все, что угодно...

— Вам надо ресторан открывать литовский.

— Да, мы думали... Жалко ведь, что в Москве нет достойных литовских ресторанов. Я знаю один, но не могу сказать, что мне там очень понравилось. Хотя цеппелины там можно поесть... Я люблю литовскую кухню, особенно цеппелины!

— Дом, в котором вы все вместе живете, вы снимаете. А когда собственным обзаведетесь?

— Для меня это никогда целью не являлось. До сих пор я была не уверена, что хочу себя обременять недвижимостью. Когда арендуешь жилье, можно и там пожить, и сям. Мне нравится менять обстановку. У нас профессия такая — невозможно предположить, где окажешься завтра. Я пол-России объехала на автобусе с гастролями. Каждый день в новом городе просыпаешься. Это интересно. Но мужу важно построить собственный дом. Для семьи, для детей. И я его поддерживаю.

— А как вы решили стать актрисой?

— У меня других вариантов и не было вообще-то. Еще учась в школе, я снималась в фильме «Жара». Когда поступала на актерский, предупредила, что мне предстоит озвучание и я могу какое-то время отсутствовать. Но там это не приветствовалось. И вообще мне было некомфортно в институте — я индивидуалистка по своей природе. И после первого курса я ушла. Могу честно сказать: отсутствие диплома меня не смущает. Жаль только, что в театре не работаю. Есть несколько театров, в которые я мечтаю попасть. «Современник», Театр Вахтангова и Театр Гоголя.

— Зато с кино у вас все складывается хорошо. Недавно вы снялись в «Острове везения» и в «Вие». Возможно, есть какие-то еще планы?

— Пока читаю сценарии и ничего любопытного не нахожу. Если говорить о профессии, то в планах у меня выучиться на психолога. Вот есть у меня такая потребность! А если о жизни вообще — очень хочу как можно скорее родить ребенка. Хочу много детей. Вот сколько Бог даст! Допустим, пятерых. Я не считаю, что дети и актерская профессия несовместимы.