Это пост читателя Сплетника, начать писать на сайте можешь и ты
С кем в сегодняшней российской реальности можно поговорить о любви и
сексуальной революции? Мне кажется, в этой области человеческой жизни –
нашей российской в том числе – назревает перелом, сопоставимый с «революцией
цветов» в шестидесятые, а людей, занимающихся этой проблематикой, почти не
осталось. Раньше за любовь, секс и брак отвечал Игорь Кон, но он умер.
Авторитетных сексологов нет, а если есть – это узкие и мало кому известные
специалисты. А из всенародно известных личностей, которые не столько
теоретизируют, сколько практикуют, – осталась только Ксения Собчак.
Этим и объясняется выбор собеседника. И еще, конечно, тем – это уж я вполне
серьезно, – что Собчак чуть ли не единственная, кто сегодня не боится
говорить о себе. Все остальные говорят о чем угодно, кроме личного
опыта.
«Никто не может написать о сексе»
– Вам не кажется, что мы стоим на пороге новой сексуальной
революции?
– С чего вдруг?
– Рациональное в кризисе. Разум опять ничего не сумел объяснить. На первый
план выходят другие ценности.
– Слушайте, вот бы не подумала, что услышу такое от вас! Вы мне всегда
представлялись – чур без обид! – очень современным, страшно навороченным
компьютером с множеством файлов, но без вай-фая. То есть связь с другими, с
эзотерикой, с верой – у вас, кажется, начисто отключена.
– Это не так. У вас просто браузер другой.
– Слава Богу, если не так. Тогда давайте разбираться: кризис рационального –
одна тема, любовь – другая, секс – совершенно отдельная.
– Так уж и отдельная?
– Он вообще с любовью имеет мало общего. Но о нем сейчас – именно сейчас –
чрезвычайно сложно говорить. Это опять самая табуированная тема. Я, как вы
знаете, делаю сейчас журнал, гламурный, но серьезный. Мне позарез нужна
колумнистка, которая могла бы писать на эти темы, – и ее совершенно негде
взять. Я предлагаю полную анонимность, любой псевдоним, – никто не может. И я
не понимаю, в чем дело. Видимо, секс как таковой совершенно утратил главную
свою функцию – быть радостью, формой контакта, удовольствием, в конце концов.
Это на самом деле общемировая тенденция.
– Я о том и говорю. Уже не помню фильма – нашего или западного, – где эта
тема была бы значима, где вообще была бы хорошая эротическая сцена.
Политкорректность убила всё.
– Не политкорректность, нет. Она ведь тоже возникла не на пустом месте. Секс
как самая непосредственная вещь и действительно, вы правы, самая прямая форма
контакта попал в другой ряд: перешел в разряд позиционирования себя, что ли.
Превратился в товар, продукт, встроился в цивилизацию потребления. А эта
цивилизация в глобальном кризисе, она сейчас сменяется на что-то, чему еще не
придумали названия. Сексом стали заниматься для того, чтобы уважать себя. Он
вошел в один набор с прочими имиджевыми ценностями: вы выпили вина
определенной марки в определенном кафе и поехали в квартиру – опять-таки не
простую, а с конкретным модным дизайном – с силиконовой девушкой, одетой в
платье конкретной марки. Секса в том смысле, какой предполагает, например,
бразильский карнавал – раскрепощенный праздник, где люди дарят друг другу
удовольствие, – практически нет. Осталась довольно скучная отработка никому не
нужных обязанностей, то ли гимнастика, то ли форма товарного обмена. А это
меня никогда не интересовало. Москва сегодня – город доступных женщин, найти
девушку здесь совершенно не проблема. Проблема – что-то при этом
почувствовать.
– Это изменится в ближайшее время?
– Это изменится ровно в той степени, в какой вообще изменится рациональная цивилизация. К сожалению или к счастью, она закончилась.
– Для меня скорее к сожалению, потому что я человек Просвещения. Хочу им
быть, во всяком случае.
– Да я знаю. Я про это и говорю: вы верите в разум и даже в то, что от него
зависит мораль. А разум, видимо, опять не справился с миром. Я скажу вещь
неожиданную и даже, пожалуй, опасную – у нас впереди какое-то возвращение к
язычеству, к дохристианскому пониманию вещей.
«Всё умрет, а свет останется»
– Это деградация.
– Не обязательно. Язычество понимало многое, о чем потом забыли. Язычество
умело радоваться жизни. Отключать рассудок, который все взвешивает. Рано или
поздно вы понимаете, что разум умрет. Умрет личность – Дима Быков или Ксения
Собчак, а останется то, что вне рассудка. В каждом из нас есть этот свет, а мы
его заслоняем чем угодно. Можно по-разному относиться к Пелевину, в том числе
к последнему роману, но ясно, что между нами и миром стоит стена слов. Как
только мы начинаем выстраивать словесные конструкции, правда исчезает. Мы
опять видим не вещи, а собственные слова. Но слова умрут, а мы останемся.
Нельзя же не видеть, что, помимо разума, расчетов, понимания и прочего, в нас
есть то, что действительно бессмертно, а личность – это скорее совокупность
страхов и наших попыток отвлечься от них. В каждом человеке есть свет, я учусь
это понимать, хотя это невероятно трудно. Невозможно, кажется, смотреть на
депутата Госдумы Владимира Бурматова и допускать, что в нем есть божественный
свет. Но он есть во всех, и это понимание помогает – по крайней мере мне –
уменьшать количество ненависти в мире. Я не сосредоточена на ненависти. Я как
раз пытаюсь разглядеть искру.
– Нет никаких гарантий, что после отключения рассудка из вас не полезут
демоны...
– Есть способы этих демонов изгнать или, по крайней мере, укротить. Я вообще в
последнее время стала понимать ценность молчания. Для этой практики не
обязательно уезжать в отдаленный монастырь, добираться до Тибета, хотя осенью
я все-таки надеюсь добраться до подножия горы Кайлас, это очень трудно даже
физически, и эти серьезные нагрузки тоже позволяют вам добраться до
собственного «я». Иногда такие экстремальные вещи раскрепощают и сближают
людей больше, чем любое общение, – поэтому, скажем, так тесны дружбы,
завязавшиеся на фронте, поэтому так понимают друг друга люди, сходившие в
горы. Но можно добраться до себя настоящего и без гор, и без монастырей – в
Москве достаточно мест, где вам предоставляется возможность молчать. А
следующая ступень – молчать в темноте.
– Но это уже просто страшно, по-моему.
– Сначала страшно – именно тогда, когда из вас вылезают подавленные страхи и
личные демоны. А потом вы вдруг набираетесь такой силы, что можете выдержать
практически всё.Понимаете, я сама к эзотерике отношусь сложно и с большими
подозрениями. Я с детства понимаю, что с этими вещами заигрывать нельзя.
Страшно подумать, какие тут бездны шарлатанства, какие встречаются
полуграмотные «духовные учителя» и прочие невыносимо претенциозные вруны. На
этом многие просто с ума сошли. Но понимаю я и то, что мир действительно на
пороге переворота – это на ближайшие двадцать, а то и тридцать лет. В
результате этого переворота закончится цивилизация потребления, а
рациональному мышлению будет нанесен серьезный удар. Стало понятно, грубо
говоря, что человека нельзя терпеть без любви, а любовь – она же не рассудком
определяется. Я знала, видела людей, достигших чрезвычайно высокого духовного
уровня – почти святости. В их присутствии начинаешь иногда неудержимо плакать
– именно потому, что чувствуешь любовь, которая от них исходит, любовь
беспричинную и совершенно бескорыстную, просто как вас любят родители. Они же
любят нас любыми и без причин, верно? Вот есть такая Амма в Индии, Мата
Амританандамайи зовут ее, а Амма – это просто «мама», всеобщая такая индийская
мать, которая просто обнимает людей. Уже обняла что-то миллионов тридцать. Это
для западного человека, особенно для скептика, смешно – ну что она обнимает
первого встречного, какой смысл? Но когда вы приближаетесь к ней, вы
чувствуете, что она вас действительно бесконечно любит, что она так этой
любовью делится и берет на себя часть ваших страданий, и совершенно это не
смешно...
– И все-таки само выражение «духовные практики» звучит невыносимой
пошлостью.
– А вы его не употребляйте, если оно вам кажется пошлостью. Просто поймите,
что без любви ничего не делается, что эта любовь старше всех учений, что она
была в основе всех религий и прежде них. Ведь то, что мы знаем об этих
религиях – опять-таки конструкты, словесные занавески. А когда люди
приближались к Христу, когда он еще по земле ходил, – они чувствовали прежде
всего, что он их любит со всеми их язвами, и жар этой любви заставлял их
слушать то, что он говорит. Сейчас, мне кажется, просто стало понятно, что без
любви человек в принципе непереносим. Что если взвешивать его на весах разума
– он ужасен, беспросветен, лишен будущего, и прощения ему нет. Так что
приходится, хочешь не хочешь, усмирять рассудок и покоряться на старую добрую
эмоцию. На родительскую любовь. На семью.
«Замуж – это серьезно»
– Вот у вас теперь своя семья – это многое меняет?
– Это ты приобщаешься к традиции, а традиция не шутки. Я сама сначала не
понимала: что меняет штамп в паспорте? Едешь ты в какое-то уродливое здание,
там официальная женщина равнодушно тебе говорит слова и ставит штамп, и ты
выходишь оттуда замужней. Смешно, да? Но сделав это, ты встраиваешься в
бесконечный древний ряд и жить по-прежнему уже не можешь. Традиция – это
серьезная вещь, люди ее боятся. Масса пар живут вместе, иногда по два года,
иногда дольше, – и говорят друг другу и окружающим: да зачем нам жениться, у
нас все отлично! Но это именно страх ответственности. Это черта, за которой
всё меняется. И когда я это сделала – я почувствовала себя по-новому, хотя,
честно вам скажу, я никогда не рвалась замуж и не придавала этому значения.
– Но это не первый ваш, скажем так, опыт совместной жизни?
– Да говорю же, это совершенно другое дело! Я никогда не придавала слишком
большого значения сексу, скажу честно, потому что духовным контактом он
сопровождается редко. И мужчины в моей жизни были, но брак – совершенно другой
опыт. Абсолютно новый. Я очень вовремя его получила.
– Как-то это неожиданно вышло для всех...
– Я с годами научилась путать следы. Раньше мне казалось, что нет ничего
страшного в публичности, что я могу без вреда для себя пустить людей в свою
жизнь. Сейчас мне ясно, что это не нужно – не страшно, а просто не нужно. Так
что имела место некоторая дымовая завеса. Но уверяю вас, никакой внезапности.
Внезапность есть, но она в другом. Я ведь всю жизнь старалась убежать от
своего круга. Мне казалось – всё, на еврейских мальчиков из интеллигентных,
творческих семей я насмотрелась в детстве, хватит, теперь я буду выбирать
только других. Принципиально из другого класса – неважно, бедней или богаче,
лишь бы не вариться в собственном соку. Но теперь оказалось, что от своей
матрицы не уйдешь, из себя не выпрыгнешь, и я еще не знаю, хорошо это или
плохо. Иногда мне кажется, что надо как раз сшивать общество, любить чужое, –
но в моем случае муж оказался человеком из моего круга. Почти из моего
детства.
– Да это и правильно, наверное. Не может же олигарх Н. выбрать женщину из
среднего класса, они друг друга не считают за людей...
– Вот насчет олигарха Н., кстати, абсолютно мимо.
– Но у него, насколько я знаю, роман с этой дизайнершей, как ее...
– О, какие устаревшие сведения. Он уже много лет с девушкой из Подмосковья,
чуть ли не бывшей официанткой, кстати. И она отлично его понимает, вообще
человек большой душевной тонкости, – он с ней часто появляется. Это счастье,
что у него есть способность шагать через социальные барьеры.
– А вас не мучает, например, постоянное присутствие другого человека
рядом?
– Знаете, лет пять назад я твердо, еще и с вызовом сказала бы вам, что
традиционная семья свой век отжила, что это самая консервативная и
бессмысленная форма сожительства. И это была бы страшная глупость. Я вообще не
боюсь меняться и признавать, что каких-то вещей не понимала. Я не понимала,
например, что семья – главная и последняя опора. Сейчас противостояние – в том
числе вся политическая оппозиция, кстати, – идет именно по этому водоразделу:
либо человек способен любить другого и жить с ним, либо нет. Либо вы можете
умножать количество ненависти и расколов – либо у вас есть способность это
разорванное пространство сшивать. И я вообще не понимаю, на что опираться в
прогрессирующем абсурде, если не на семью. Семья – самое древнее и самое
нормальное. И я думаю даже, что сейчас опять станет модно жить с родителями.
Не вылетать из гнезда, обретая в пятнадцать лет сугубую самостоятельность, а
жить гнездом.
– Это российское или тоже мировое?
– Это то, в чем Россия вдруг оказалась впереди всех. Потому, что мы ведь
никогда не были особенно рациональны. У нас тут человеческие связи всегда
значили больше государственных. Мы вообще по преимуществу люди горизонтальных
связей – соседских, родственных, земляческих... И расчет у нас никогда не
приживался – тут, если жить по расчету, с ума сойдешь. В холодной стране
особенно ценится тепло. И я подозреваю, что российская эмоциональность в
очередной раз спасет нас от тех мрачных вариантов, которые неустанно
просчитывают люди строгого ума.
«Замуж – это серьезно»
09:37, 24 апреля 2013
Автор: glitter_and_sparkles
Комменты 34
Говорят Н, любит историю)) тут выясняется, что и "официантка" замешана)) миксует, всё мало)
А что за таинственный олигарх Н.?
Мне лень читать было. Просмотрела бегло. Чушь
Опять Собчак о духовности, о практиках и прочем. Хотелось бы ей верить)
понравилось интервью. спасибо.