Недавно на Первом канале показали фильм, в котором меня назвали «мамой года». С одной стороны, мне было приятно, а с другой — раньше я о таком даже помыслить не могла! К чему угодно была готова — что меня назовут самой сексуальной, самой веселой, самой безбашенной. Но лучшей мамой? Что-то новенькое. А ведь кроме маленького Сёмы у меня есть еще старший сын — Коля, ему уже 18 лет. И, пожалуй, в отношении Коли меня «мамой года» никто никогда не назвал бы… Весь последний год я скрывала от всех, что Коля предпочел исчезнуть из моей жизни...

Эвелина и маленький Коля

Коля родился в Одессе и каждый день его вывозили в коляске на берег моря. В основном этим занимались мои родители и сестра Майя. Едва Коле исполнился месяц, я вернулась на съемки «Масок-шоу». Канал РТР сделал в программу мощные финансовые вливания, появились огромные павильоны, дорогие декорации, шикарные костюмы, а у меня в «Масках» было очень много ролей. Но поскольку съемки проходили в Одессе, я не видела в этом большой проблемы — Колю мне привозили прямо на площадку, и я добросовестно кормила его грудью. Когда сыну исполнилось полгода, меня уговорили на несколько дней улететь с «Масками» на гастроли, очень далеко, на Дальний Восток. Помню, мне дали нереально роскошный номер люкс — я к таким еще не привыкла. А за стеной поселили певца Кая Метова, и он там круглосуточно зажигал, так что я совсем не могла спать. Чтобы не пропало молоко, я его сцеживала, видимо, как я ни старалась, но сцеживалась не до конца, и молоко у меня все-таки перегорело. Но я не особенно переживала по этому поводу. Думала: правы люди, это же супер, что я до полугода кормила ребенка! Это теперь я стала мудрее и берегу себя. Семён на грудном вскармливании уже десять месяцев и, думаю, на этом не остановится. Перед Крещением мне часто задавали вопрос: буду ли я купаться в проруби (что вообще-то для меня совершенно нормально)? Но я не стала — боюсь, что молоко пропадет от сильного перепада температуры.

Когда Коле исполнился годик, мы с его папой, моим вторым мужем Димой (первым был комик Юрий Стыцковский. — Прим. ред.), перебрались в Москву. И тогда мои родители и сестра стали просто приезжать к нам, довольно часто, чтобы побыть с Колей. А на лето они и вовсе брали его к себе в Ялту. Я безоговорочно доверяла сына своим родным. Знала, они в нем души не чают. А сестра Майя — так готова всю свою жизнь Коле посвятить и именно ради него не торопится замуж. Мы с Димой пользовались полной свободой, при том, что обходились без нанятых нянь. Муж мог спокойно заниматься бизнесом, я — своей карьерой. Много времени мы проводили за границей. Дима очень любил путешествовать, причем с размахом — в ресторанах и бутиках никогда не смотрел на цены.

Эвелина и Коля

Как-то раз я попыталась посчитать, сколько же денег было потрачено на эти поездки, и поняла, что легко можно было бы купить две квартиры в центре Москвы. Чего у Димы не отнимешь — он умеет быть щедрым! У меня имелась очень дорогая машина, лучшие платья и украшения. При этом у нас даже не было собственной квартиры, мы жили в походных условиях, всегда на чемоданах. Специально не обрастали имуществом — Дима никогда не связывал свое будущее с Россией. В конце концов он обосновался в Израиле. Разумеется, его планы «как бы свалить из России» распространялись и на Колю, ведь папа у нас в семье всегда был главным, а меня особенно никто и не спрашивал. Вот сын и пошел учиться в специализированную школу с углубленным изучением языков.

Эвелина с сыном Николаем, мамой Тамилой Николаевной, отчимом Геннадием Александровичем и сестрой Майей. Ялта, июнь 2006 г.

В принципе я могла бы и не работать, оставаться просто женой богатого и щедрого Димы. С утра до ночи готовить обеды, ужины, мыть, подавать, ходить к сыну на отчетные концерты в школу. Но я продолжала упорно штурмовать кастинги. И мы по-прежнему с Димой много путешествовали — от Исландии до Камчатки. Иногда брали с собой Колю. Однажды провел месяц в Японии, потом месяц в Испании. Каждый раз, когда уезжал, плакал, но ровно через два дня забывал, кто такие родители. Он кайфовал там по полной программе и не хотел возвращаться обратно. Как правило, во время этих долгих поездок где-то рядом, как будто бы случайно, по делам, оказывался папа — меня же в Москве держала работа. Но я была рада, что Дима тайком присматривает за сыном. При том, что он человек жесткий, авторитарный, и лет до одиннадцати вообще мало обращал на Колю внимания, но по-своему Дима сына очень любит. А потом муж просто заменил партнера по путешествиям: меня — на сына, и они с Колей стали все чаще уезжать вдвоем. Диме это было удобнее: в отличие от меня Коля говорит на многих языках. Хотя иной раз сын и сам был не рад этому… Помню, мы отдыхали втроем — редкий случай! — в Хорватии. Коле было уже лет пятнадцать, и до этого он целый год изучал японский. И вот мы сидим в ресторане, видим — заходят японцы. Дима говорит: «Коля, иди поговори с ними!» Смотрю, сын нервничает: «О чем?» — «Просто спроси, как дела. Я хочу понять, чему ты научился за те деньги, что мы в тебя вкладываем». И Коле пришлось идти и разговаривать с незнакомыми людьми. Каждый раз потом, завидев японцев, он хитростями старался увести нас подальше.

С того момента, как у нас в доме появился компьютер, я стала терять их обоих — и мужа, и сына. Есть такая игра, где можно часами строить замки, сражаться со сказочными персонажами, Дима с Колей очень увлеклись этим. Только вот если мужу нужно было каждый день ходить на работу, то Коле выдуманный мир полностью заменил реальный. Я могла проснуться в четыре утра и услышать, как сын бежит от компьютера к кровати, чтобы я его не засекла. Не говоря уже о банальном: «Мам, не мешай! Не до тебя!» Потом появилась еще какая-то игра, в которую, как объяснил мне Коля, на тот момент играл весь мир. Ну ладно, думала я, хорошо, что он там общается с другими ребятами на английском, с кем-то дружит. Я понимала, что мой сын — пофигист, что у него интернет-зависимость. Но я успокаивала себя тем, что для подростка, у которого родителей вечно нет дома, это не худший вариант. Ведь на свете существуют дворовые банды, пьянки, наркотики… Пусть лучше Коля дома сидит!

Даже если у меня не шло каких-то больших проектов, я все равно была занята по горло. Могла за вечер посетить пять тусовок — я абсолютно искренне верила в то, что это часть моей профессии. Вела я себя в те времена довольно эпатажно. Могла, к примеру, абсолютно спокойно усесться к кому-то на колени. Мои фотографии, не всегда с приличными комментариями, попадали в светскую хронику, в Интернет. Диму, похоже, это не волновало, а вот Коля, как выяснилось позже, очень активно заступался за меня в Интернете, вступал в перепалки. А с некоторых пор он сам стал ходить со мной по тусовкам, контролировать. Чуть что, Коля сразу говорил: «Мам, этого не надо, того не надо»... И, знаете, мне было приятно, что он волнуется за меня. Впрочем, сами по себе тусовки, премьеры, фуршеты ему нравились. Помню, на презентации моего альбома в очень пафосном клубе он все поражался, что там унитазы позолоченные. Однажды на банкете по случаю какой-то премьеры столики были сервированы на двоих, и мы сидели с сыном одни. Коля вдруг признался мне, что хотел бы стать стриптизером. Говорит: «Танцуешь себе, а у тебя трусы полны денег». Но, видно, за занавеской кто-то подслушивал — через неделю вышел журнал с заметкой «Сын Блёданс хочет стать стриптизером». Это заметили в школе, и у Коли были неприятности. Самое обидное, что сын тогда решил, что это я выдала его журналистам. Кричал: «Мама, как ты могла?!» Еле убедила его, что это не я.

Однажды Дима поставил меня в известность, что отправляет Колю в колледж в Швейцарию. Собирая сыну вещи, вместе с футболками и кроссовками я положила в чемодан его любимую игрушку — бегемота Мимо. Маленьким Коля никак не мог выговорить слово «бегемот», у него получалось только «мимо» — так бегемота и прозвали. Время от времени у этого Мимо отрывались лапки, отваливался нос, вылезала вата, но все аккуратно подшивалось, даже подростком Коля любил спать с Мимо под боком. Он был еще, в сущности, таким маленьким! А в первый же раз приехав в Швейцарию навестить сына, я обнаружила, что он вдруг взял да и повзрослел. Вместо моего пухленького кудрявого мальчика меня встретил подтянутый юноша, до неприличия красивый. К этому времени наш брак с Димой уже потерял всякий смысл. Пока Коля жил в Москве, мы сохраняли видимость семьи. Но как только сын уехал в Швейцарию, Дима перебрался в Израиль. Я приезжала к нему пару раз в год, он, как и прежде, был щедрым, но ни разу не поинтересовался: «Ну как ты там? Чем живешь? Где снимаешься? Какие планы?» Наше расставание с Димой было логичным. Событие не из тех, что взрывают мозг своей неожиданностью. А тут еще в моей жизни появился Саша Сёмин. Майя, моя сестра, хваталась за голову: «Зачем бросать богатого мужа? Живешь ты с Сашей, и живи дальше, никто ведь тебя не контролирует!» Но жить во лжи, здесь с одним, пару раз в год в Израиле с другим — это не для меня! Тяжелее всего было сказать о том, что я решила развестись, даже не Диме, а Коле. «Мама, не делай этого!» — убеждал меня сын. Но сделать так, как он просит, я не могла. С бывшим мужем мы договорились, что отныне за обучение Коли будем платить пополам. Я рассудила так: я же достаточно зарабатываю для того, чтобы тоже вкладывать в сына, и должна взять на себя некие обязательства. Это оказалось намного дороже, чем я себе представляла, но назвался груздем — полезай в кузов. Когда в первый раз поехали уже с Сашей в Швейцарию — знакомить его с Колей, я страшно волновалась. Но встреча получилась на удивление теплой. Мои мужчины понравились друг другу, мы провели отличные выходные. Потом мы еще раз приезжали туда с Сашей, брали напрокат машину, ездили втроем в Италию. Помню, накупили там Коле дизайнерской одежды. Он выглядел во всем этом так здорово! В темных очках, торс обтянутый, джинсы сидят как влитые — ну прямо модель! Коля рассказал, что увлекся музыкой, и мы прислали ему из Москвы крутую акустическую гитару. Фантазировали, как Коля вернется в Россию, станет жить с нами и всерьез займется музыкой, а по вечерам они с Сашей будут вдвоем репетировать…

Но после того, как мы вернулись из Италии, Коля пропал. Перестал звонить, писать. При этом я знала, что с ним все нормально, — с его отцом-то мы поддерживали деловые отношения, а папе Коля звонит чуть ли не каждый день. Помню, в Риме на площади он нашел телефон-автомат и обрадовался: можно позвонить отцу… И вот, когда я день за днем не могла дозвониться до сына, стала трясти Диму: «Скажи честно, это ты запрещаешь Коле со мной общаться?» А он: «Да нет, наоборот. Я ему напоминаю, что нужно позвонить маме». Не верить бывшему мужу мне трудно — я же много лет прожила с этим человеком! К тому же у меня есть доказательства его правдивости — стоило мне пожаловаться Диме, как Коля наконец позвонил. Спрашиваю его: «Почему ты мне ни в скайпе не отвечаешь, ни в фейсбуке?» Говорит: «Так я сейчас туда не заглядываю, я уже в другой социальной сети, ты туда ко мне заходи». Я отыскиваю эту новую соцсеть, пишу ему — опять не отвечает. Разве что когда я уже совсем отчаянное что-то напишу, пришлет смайлик… Моя сестра Майя тоже писала ему огромные письма, думая, что, может быть, хоть ей он ответит. Но нет, молчание распространялось и на нее. А ведь Майя лет до пятнадцати его воспитывала, всю душу в него вкладывала! Так продолжалось почти год. Я старалась разобраться в ситуации, со всеми советовалась. И один мой товарищ сказал: «Оставь его в покое. Это совершенно нормально в его возрасте. Он не хочет сделать тебе больно, это не со зла. Просто тема мамы для него сейчас не существует. У него есть девочки, гитара, вино, сигареты, компьютер, телефон, а тебя в данный момент в списке его ценностей нет. И это вовсе не означает, что он тебя не любит». Еще я ходила на исповедь к священнику, и он мне тоже посоветовал отпустить ситуацию. Мол, твой ребенок сыт, у него есть крыша над головой — так что успокойся и предоставь времени расставить все по своим местам. Но взять себя в руки и успокоиться я могла дней на пять, а потом какая-то случайная ассоциация, воспоминание вновь выбивали меня из колеи. Увижу кролика — и вспомню, как мы с Колей купили такого же, назвали Супчиком, а потом он вырос в целого кабана… И снова меня охватывают тоска и непонимание: за что? В чем я провинилась?

Когда родился Семён, я первым делом написала об этом Коле. Он ответил не сразу, дней через пять: «Ну, клево». И смайлик. У меня даже не было возможности сообщить ему, какой у Сёмы диагноз — в двух словах об этом как-то не скажешь… Но я почему-то очень ясно воображаю себе картинку, как мой сын узнал об этом. Вот Дима сидит у себя в кабинете в клинике, и очередной клиент из Москвы привозит ему журнал «7 Дней» с нашей обложкой. Дима читает, передает Коле. Наверное, это моя больная фантазия, но почему-то на лице у Димы вижу: вот, получай, это тебе возмездие за то, что ты сломала нашу семью… Тем временем журналисты то и дело задавали мне вопрос: «Как ладят между собой братья? Полюбил ли Семёна Коля?» Мне приходилось как-то обходить эту больную тему… Как признаться людям, что мой собственный сын не только брата, но и меня саму знать не хочет?

Сёма был совсем крошечным, когда я окольными путями узнала, что Коля из Швейцарии переезжает в Израиль. Я до сих пор не понимаю, почему Дима принял такое решение — раньше планировалось, что Коля после школы поступит в университет — там же, в Швейцарии. Ну а раз он поехал в Израиль — следовательно, он должен был попасть в армию. О том, что его призвали, мы с Майей догадались по статусу на его страничке в Интернете: «Уполз». Куда, спрашивается, уполз? На дворе ноябрь, в Израиле это время призыва… Вскоре наша догадка подтвердилась: Коля вывесил в Интернете свои фотографии в военной форме. На рукаве — нашивка в виде зеленого дерева. Ага, думаем. Значит, его взяли в «галани» — это такое очень почетное подразделение. У Димы, который помешан на армии, было множество футболок с этой эмблемой. И тут я уже понимаю, что дальше так жить нельзя. Я должна увидеть своего сына! Как раз в это время меня познакомили с очень информированными людьми, которые смогли разузнать, когда и где подразделение моего сына будет принимать присягу. Выяснилось, что присяга назначена на конец января, в Иерусалиме, у Стены Плача, при огромном стечении народа, с телесъемкой, повышенными мерами безопасности. Мы с Майей решили ехать. Хотя и тряслись обе от страха: чем обернется встреча с Колей? А вдруг он посмотрит на нас да и отвернется? И что тогда делать? Тут ведь хоть плачь, хоть кричи, а ничего уже не поделать, не нужны — значит, не нужны…

Мы прилетели туда накануне, подстраховались, вдруг самолет отменят или задержат. Начало присяги в шесть, но приехать надо было к четырем, чтобы занять место — ведь у каждого солдата куча родственников! И вот мы с сестрой накрасились, нарядились, сели в машину — едем. И тут начались какие-то чудеса. Навигатор нас кругами по Тель-Авиву гоняет, никак из города выехать не можем. На часах уже половина четвертого, половина пятого… Ужас! Но вот мы наконец добрались до Иерусалима, видим перед собой Стену Плача, осталось только где-то припарковаться, но негде! Пока катались вокруг Стены, и не заметили, что выехали на встречку. Нам все мигают, вот-вот полиция остановит, и тогда вообще хана! Кое-как удается приткнуть машину, но где-то в противоположном конце Старого города. Ну, думаю, отсюда нам бежать — час! Да и то если мы правильно сообразим, в какую сторону… Но делать нечего, побежали. С грехом пополам успели. И вот перед нами — огромная огороженная территория, на которой рядами стоят солдаты, к нам спиной, затылки лысые, одинаковые, все в беретах. А вокруг забора толпы гражданских: сидят, стоят. Не протолкнуться! И где Колю искать — непонятно. Набираю его номер — не отвечает, что естественно: он же в строю! Тогда я принимаюсь метаться и кричать в голос: «Коля! Коля!» Ощущение такое, как будто провожаю на фронт эшелон и пытаюсь найти своего сына. Люди на меня смотрят в недоумении. Они-то все спокойно стоят, чинно, и видно, что европейские какие-то евреи, русских нет. Все красиво, торжественно, везде прожектора, музыка играет, а мы с Майкой как оглашенные! А нас с ней там встречал парень-охранник, которого мои знакомые попросили за нами приглядеть у Стены Плача — все-таки большая вероятность была встретить на Колиной присяге Диму, который давно предупреждал, что нам с ним лучше не встречаться — дескать, он за себя не отвечает. И вот этот наш охранник говорит: «Вы хоть фотографию Коли мне покажите, чтобы я тоже его искал». Я начинаю судорожно перебирать фотографии в телефоне, но везде один Сёмочка! Никак Колю не могу найти, хотя знаю, что загружала его фотографию. Вдруг мой взгляд падает на одного солдата, и я узнаю Колино ухо! Кричу с удвоенной силой: «Коля, Коля!» Он оборачивается. Я, расталкивая пять рядов людей, рвусь к ограждению. Зову его: «Коленька, пожалуйста, подойди». А он: «Мама, ты что, мне нельзя из строя выходить, иначе меня не отпустят в увольнение». Смотрю, он уже трясется, готов заплакать. Я перегибаюсь через эту ограду и, благо он в последнем ряду стоит, совсем рядом, хватаю его руку. Стою, держу его, рыдаю. При этом понимаю, что занимаю чужое место, что меня вот-вот отсюда попросят. Лопочу на английском: «Простите, еще минута, и я уйду». И тут рядом какая-то женщина знаками показывает мне, что я могу встать на ее место, а сама уходит куда-то назад. И таким образом, когда мой сын принимал присягу, я стояла совсем рядом с ним. Кстати, Димы там не было. Он уехал в очередное путешествие. И, кажется, не один… Так что то, что в такой важный день я была рядом с Колей, стало большим подарком не только для меня, но и для него.

С Колей

После присяги их отпустили по домам, и мы с Колей провели вместе целый день. Вместе подошли к Стене Плача, оставили записки. Не знаю, что написал Коля, ну а я… Думаю, каждая женщина поймет, о чем я попросила у Всевышнего в этот момент. Потом мы с Колей долго-долго разговаривали. Он взахлеб рассказывал мне про армию, про какие-то гранаты, противогазы, про казармы, про то, как он ходит охранять еврейскую деревню, про свой пулемет — он же у меня попал в пулеметчики как самый накачанный, способный таскать тяжелое оружие, и это для него большая гордость! А я слушаю его и понимаю: мне же улетать вечером (грудного Сёмку надолго не оставишь), времени мало, о стольком нужно переговорить… Но перебивать Колю я не стала — поняла, что он говорит о том, что для него сейчас важнее всего на свете, и мое дело — его выслушать. И еще поняла, что Дима, пожалуй, прав, что забрал его в Израиль и вместо университета определил в армию. Кажется, армия — это именно то, что Коле надо, что способно вернуть его к реальной, полноценной жизни… Только в машине, по дороге в аэропорт, речь у нас зашла о Сёме. Я говорю: «Ты же, наверное, видел фотографии своего брата в Интернете?» — «Ну видел...» Про синдром ни я, ни он — ни слова, и я все никак не пойму, что Коля думает о своем брате? И тут я достаю свой телефон и начинаю показывать ему Сёмины фотки: «Смотри, вот тут он шланг срывает с душа. А вот тут плавает в надувном круге... А это он причесывается... А вот он ест...» И Коле понравились эти фотографии! Он смеялся, говорил: «О-го!» Видно было, что этот ребенок — его брат — Коле не безразличен! Задаю вопрос: «А когда ты к нам приедешь? Когда познакомишься с Семёном?» Говорит: «В первый год службы нам нельзя из страны выезжать, а потом можно будет в отпуск». — «И тогда ты сразу к нам?» — «Ну, попытаюсь...» А еще я его в машине обнимала, гладила — может быть, первый раз в жизни. И видно было, что это Коле нравится, хотя он слегка удивлен… Я же всегда была очень жесткой и с ним, и вообще. Я считала, что мне нужно бороться за свое место в профессии, зарабатывать деньги, что нельзя расслабляться, и из этой роли не могла выйти даже дома. Раньше мне казалось, что чем говорить сыну «тюти-пути», я лучше пожарю ему картошечки, как он любит. Или куплю ему телефон, о котором он мечтает. Или свожу на очередной фуршет. Это ведь тоже проявления любви! А вот высказать любовь на словах мне было очень трудно. Когда-то в моей жизни произошла одна история… Я сказала человеку, что люблю его, и действительно в это верила. А надо мной посмеялись: «Ты ж артистка, вот и играешь постоянно!» После этого много лет я не могла произнести слов о любви, это было что-то вроде табу для меня. В том числе и в отношении собственного ребенка!

Эвелина и Коля

И вот мы прощаемся с Колей в аэропорту. Майя осталась с ним еще на неделю, и они вдвоем стояли и смотрели, как я прохожу всякие таможенные и пограничные заслоны. Потом мы еще долго-долго махали друг другу. И только когда Коля с Майей скрылись из виду, я поняла, что опять не сказала своему сыну, что я люблю его! Три таких простых слова, а не сказала! Тут у меня комок в горле. Набрала номер и, уже плача, навзрыд прокричала: «Коленька, я так тебя люблю, я так тобой горжусь, ты самый лучший на земле, ты самый красивый! Прости, что я у тебя такая…» Больше ничего не смогла сказать…

С семьей

Семёну уже почти 10 месяцев, и недавно у него вырос зуб. Большой и острый. И как раз накануне моей поездки в Израиль Сёма стал этим зубом ужасно больно кусаться. Даешь ему грудь, а он — цап! Я сразу давай в Интернет, советоваться. Кто говорит — щелбаны по носу ему давай, кто — ущипни его, чтобы он испугался, а кто — ни в коем случае не пугай, чтобы он вообще кусок груди не откусил. В общем, миллион советов. А муж говорит: «Он тоже волнуется. Сёмочка чувствует, что ты собираешься к Коле. Вот вернешься, и он снова будет как шелковый! Ты, главное, молоко не потеряй». И в Израиле я очень добросовестно сцеживалась. Так вот, возвращаюсь я домой, со страхом даю ребенку грудь, и что же? Как ни в чем не бывало Семён сосет молоко. И все, с этого момента он перестал кусаться. Выходит, Саша был прав. Он вообще удивительный — мой Саша. До встречи с ним я была начисто лишена сентиментальности. А Сёмин помог мне сбросить какую-то ненужную шелуху с души и заново научил любить. Теперь я просыпаюсь утром и чувствую, что сильно соскучилась по Сёме, хотя пять раз за ночь вставала к нему, да и кроватка стоит рядом. Но все равно сразу хватаю его на руки и не хочу отпускать. И мне ужасно жалко, что я не испытывала такого, когда Коля был маленьким. И еще — что не запомнила многие вещи из его детства. Теперь я понимаю, как виновата перед старшим сыном. Я была слишком увлечена собой, работой, карьерой и недодала ему своей любви и внимания. Но очень надеюсь, что еще не поздно это исправить. Источник