«Все, что я делала после развода, я делала исключительно потому, что у меня в ушах звенели его слова: «Кто ты вообще такая? Кому ты нужна?» Обида и желание доказать, что я чего-нибудь в этой жизни стою, — самые мощные стимулы», — вспоминает Маша Малиновская. Ее биография похожа на сценарий триллера... — В моей 31-летней жизни было много ошибок. Но если меня спросят, какая из них «самая роковая», я отвечу: мой скандальный уход с канала МУЗ-ТВ. Вот уж действительно пример ядерного идиотизма! Я хлопнула дверью перед носом телевизионного начальника семь лет назад, а расплачиваюсь за эту выходку до сих пор. Не было дня, чтобы я о своем демарше не пожалела… Но я тогда «звезду поймала» — заразилась звездной болезнью. Огонь и воду прошла, а на медных трубах подорвалась. Ну как же, ведь за мной ходили толпы влюбленных поклонников, фанаты рвали на части, женихи ждали у выхода из подъезда, причем не только с цветами — некоторые дарили бриллианты и даже машины! Такая жизнь кому хочешь башню сорвет, а уж тем более вчерашней провинциалке. Когда я была совсем маленькой, родители развелись, отец уехал во Владивосток, а мы с мамой остались в Смоленске. Все сознательное детство и юность я ждала, что отец позвонит. Ну хотя бы в мой день рождения! Мечтала, как он приедет ко мне и отведет в кино или в парк. Я представляла, как он скучает по мне, как обрадуется, когда мы наконец-то встретимся. Но папа ни разу не позвонил, не написал, не приехал. Он меня словно вычеркнул! Даже денег нам не присылал. А когда мне исполнилось 19 лет, начал искать встреч, попытался наладить отношения. Я вдруг стала ему интересна. Только он к этому времени был мне уже не нужен. Меня воспитывали бабушки и дедушки. Мама же устраивала свою личную жизнь. Не помню, сколько лет мне было, восемь или девять, когда бабушка погибла — пошла в магазин и попала под машину. Деду без нее стало совсем тяжело, он ушел в запой, который сопровождался постоянными вспышками агрессии. Когда он в очередной раз погнался за мной с топором, я позвонила маме и попросила, чтобы она взяла меня к себе. А она бы, может, и рада забрать, только сама на птичьих правах обитала у одного мужчины. Два дня я пожила у них на кухне, а потом мама спросила: «Ты не сильно обидишься, если я попрошу тебя поехать пожить к другой бабушке, а то тут всего одна комната…» Обидно, конечно, было: меня будто обменяли на мужчину. С собственным ребенком я не поступила бы так никогда. Но на маму не сержусь и зла не держу. Ее я хотя бы могу понять. А вот отца даже понять не могу. Я у него спрашивала потом: «Пап, ну какого черта? Ведь ты был мне так нужен!» Молчит…

МУХОМОР НА ПРОВИНЦИАЛЬНОМ БОЛОТЕ Школу я терпеть не могла, училась плохо, аттестат получила со скрипом. У меня тогда прозвище было Мухомор, потому что я была длинная и худая. В классе же самыми популярными считались девочки, похожие на балерин, — маленькие, с аккуратными зализанными головками. Они ходили на гимнастику и в балетный класс. А у меня руки длинные, ноги длинные, на лбу прыщи. Когда грудь начала расти — вообще кошмар, ужасно стеснялась, сутулилась. Мальчики мною совершенно не интересовались. И я даже примерно не могу объяснить, откуда взялась идея податься в школу моделей. В 14 лет я взяла под руку свою подружку Катю Жаркову, и мы поперлись с ней на один из смоленских стадионов, там в маленькой комнатушке располагалось модельное агентство. Если я была Мухомор, то Катю звали Локомотив — она была очень полная. Между прочим, сейчас живет в Америке и успешно снимается для обложек журналов в качестве модели размера «плюс». Сначала нас научили краситься, а потом дело дошло и до участия в показах. Это было восхитительно: мы с Катькой — Мухомор и Локомотив — на высоких каблуках ходили по дощатому подиуму, сколоченному на смоленском вещевом рынке, и демонстрировали меховые шапки и пуховики. Платили нам неплохо, по сто рублей за показ. Мы были страшно довольны и все заработки спускали на косметику. Ну а потом школа закончилась, и нужно было определяться с вузом. У меня не было ни малейшего представления, кем быть. Единственное, что я твердо про себя знала — не смогу монотонно перебирать бумажки в офисе. Ну и за компанию с Катей подала документы в Смоленский институт искусств. Я никогда не рвалась уехать из родного города, в нем все было просто и понятно. Москва же казалась слишком большой и пугающей, но Катю она притягивала как магнитом. И на третьем курсе моя боевая подруга перевелась в столичный институт культуры, сняла квартиру в Москве. Каждые выходные она звонила и уговаривала последовать ее примеру: «Пока провинциальное болото окончательно тебя не засосало...»

«МЕНЯ ИЗНАСИЛОВАЛИ. ЧТО ДЕЛАТЬ?» Наконец, как-то летом я приехала к Кате в гости, весь день мы шатались по городу, и под вечер я жутко устала: ну не нравилась мне вся эта столичная суета, и никакого удовольствия от прогулок по знаменитым скверам и бульварам я не получала. Я стала просить Катю, чтобы она проводила меня на вокзал, в одиннадцать вечера уходил последний поезд домой. «Успеешь ты на свой поезд!» — сказала Катя и потащила меня напоследок в кафе на Тверской. На входе я случайно столкнулась с молодым мужчиной, который привязался ко мне как банный лист. Он был жутко настойчив, чуть не силой подвел к своей машине — спортивному кабриолету — и предложил прокатить с ветерком. Я уперлась как баран: одна, без Кати, никуда не поеду. Он возразил: «Но у меня же двухместная машина!» В итоге мы с Локомотивом вдвоем впихнулись на одно сиденье. Ни в какой Смоленск я в тот вечер так и не уехала. Потому что у меня снесло голову и закрутился бешеный роман с Максимом. Он был старше меня лет на десять и, насколько я сумела вникнуть в его бизнес, промышлял чем-то вроде рейдерских захватов. Уже через неделю наших свиданий Максим пригласил полететь с ним в Тунис. Но спустя два дня нашего пребывания там вдруг сказал: «Ты на меня не обижайся, ты мне очень нравишься, только мне надо срочно уехать. Я уже давно собирался с друзьями на рыбалку, и теперь они ждут меня в Испании, а я тут с тобой торчу в Тунисе. Вот тебе ключи от моей московской квартиры, ты тут еще покупайся, позагорай, а потом возвращайся и живи у меня». Я в растерянности взяла ключи, провела в одиночестве четыре дня, а потом полетела в Москву. Так мы с ним стали жить вместе. Наверное, будь я девочкой из правильной семьи с любящей мамой и заботливым папой, я бы уже в Тунисе поняла, что связалась с редким уродом. Но проблема заключалась в том, что нормальных парней я никогда не видела и нормальных взаимоотношений между мужчиной и женщиной — тоже. Я абсолютно не разбиралась, какие парни плохие, а какие хорошие. Мне казалось, они все одинаковые. Ну а собственного опыта отношений с мужчинами у меня не было. Не считать же за опыт тот прискорбный факт, что меня изнасиловали в 17 лет. Наверное, в таком возрасте все девушки задумываются о том, как у них это произойдет в первый раз. Вот и я мечтала, как это будет незабываемо и романтично. А вышло все как в страшном сне. Теплым осенним вечером мы с подружкой шли по смоленской улице, рядом остановилась машина, из нее вышли два парня, спросили: «Девчонки, как вас зовут? А поехали есть арбуз!» Мы никуда ехать не собирались, но нас затащили в машину, отвезли в лес и изнасиловали. Потом вернули обратно в город, выкинули на какой-то улице и укатили. Когда насильники уехали, с подружкой случился настоящий припадок, она плакала и кричала. И это при том, что у нее-то уже был опыт, она встречалась с каким-то мальчиком. А у меня — ничего подобного. И вот я стояла у обочины в рваной юбке, смотрела, к потому что это мне надо было орать и по земле кататься, это у меня, а не у нее первый сексуальный опыт оказался таким «незабываемым». И все же, придя домой, я молилась Богу — благодарила Его за то, что все так относительно хорошо закончилось. Могли ведь запросто придушить и бросить в канаве. Вообще я верю, что Бог со мной рядом, в трудные минуты ведет меня за руку и помогает. Когда я делаю ошибки, меня наказывают, а когда совершаю правильные поступки — получаю вознаграждение. Я сейчас вспоминаю себя ту, семнадцатилетнюю, и удивляюсь: какая же сильная была. По сути-то ведь еще совсем ребенок, а вела себя как стойкий солдатик. Матери я ничего не сказала. Разорванную одежду, ссадины и синяки объяснила тем, что подралась на улице. На следующий день я дежурила в школе, надо было проверять сменку и давать звонки. Я отпросилась у завуча и сама, без чьей-либо подсказки, отправилась в кожвендиспансер. Зашла в кабинет гинеколога и говорю: «Меня изнасиловали. Что делать?» Мне дали таблетку, я ее выпила, через несколько дней — вторую. Все. Никаких эмоций. Будто сработал защитный механизм, и из памяти начисто стерлись все переживания. То есть сами факты я помню, а вот свои чувства — нет. Я не читала книжек по психологии, не занималась аутотренингом, это переключение в режим самосохранения произошло естественным образом. Я все забыла. Отрезала от себя всю эту кошмарную историю, она перестала быть моей частью.

«Я СДЕЛАЛА АБОРТ, А ОН СДЕЛАЛ ПРЕДЛОЖЕНИЕ» Конечно, все детство и всю юность я отчаянно нуждалась в любви, ее проявления мерещились мне в каждой случайной улыбке. Вот и маниакальную настойчивость и напор Максима я по неопытности приняла за настоящее большое чувство, мне льстило его внимание, и я влюбилась. А влюбившись, довольно скоро забеременела. Максим повел себя странно: заявил, что хорошо знает, как воспитывать мальчиков, и понятия не имеет, что делать с девочками. «Если у тебя мальчик, то рожай, а если девочка — делай аборт». — «А как я узнаю на таком маленьком сроке?» — удивилась я. И Максим меня просветил, рассказав, что есть такая специальная процедура, когда длинной иглой прокалывают живот, берут маленький кусочек ткани и определяют пол ребенка на раннем сроке. На следующий день я послушно пошла в поликлинику. Когда врач услышала, что мне предлагает сделать мой муж (мы тогда еще не были женаты, но я соврала), она пришла в ярость. Она начала орать так, что я боялась, у нее треснет стол: «Ты хоть понимаешь, что это за процедура? Понимаешь, каков риск заражения и выкидыша? Да на эту процедуру соглашаются только больные раком и ВИЧ-инфицированные, чтобы выяснить, есть ли заболевание у ребенка». Меня так ошарашило все услышанное, что я, вернувшись домой, собрала вещи и уехала в Смоленск. Было ясно, что рожать в 19 лет мне слишком рано, тем более рожать от такого человека, как Максим. Я сделала аборт. Через неделю, когда я включила свой мобильный телефон, мне тут же позвонил его лучший друг. Он рассказал, что с Максом творится что-то страшное, он буквально сходит с ума. А потом и сам Максим приехал мириться, привез цветы и драгоценности в коробочке, попросил прощения, каялся в том, что растерялся и не знал, как себя вести. Он сделал мне предложение. А я растаяла и согласилась. Свадьбы не было, мы просто расписались, без родителей, в джинсах и футболках. Недолго мы прожили вместе, но и за тот короткий срок первый муж успел отличиться так, как некоторым и за десять жизней не справиться. У меня есть детская привычка — поругавшись, уходить из дома. Мне просто необходимо, чтобы за мною бежали, чтобы меня уговаривали и возвращали, тогда я понимаю, что нужна. И вот однажды мы с Максимом поссорились, я по традиции хлопнула дверью, а меня никто догонять не стал. Прошел день, два, я жила у тетки и уже начала сомневаться в правильности своего поступка. Не выдержала, поехала вечером домой. Открываю квартиру, а там — как в анекдоте про мужа, который из командировки вернулся. Я толкнула дверь в спальню, а Максим, услышав, что я вошла в квартиру, успел соскочить с кровати и подпер дверь плечом. Я ему крикнула: «Скандала не будет, дело-то житейское!» — а у самой такой штиль в голове, абсолютно никаких эмоций. В щелку разглядела, что на нашей постели сидит какая-то деваха, одеялом прикрывается, а этот стоит голый у дверей. Я вышла на кухню, закурила. Что делать? Может, тарелки побить для приличия? Но не было ни сил, ни желания. Взяла свою сумку, села в такси и уехала. Поселилась у Кати. Через какое-то время он явился меня возвращать...

ТЫ КО МНЕ ЕЩЕ САМА ПРИПОЛЗЕШЬ! Вскоре разыгралась вторая драма, после которой даже такая непритязательная девушка, как я, простить Максима уже не смогла. Он улетел в Италию, позвонил мне оттуда и попросил, чтобы я привезла ему наличными 10 тысяч долларов. Рассказал, где взять деньги, заказал билеты. Я упаковала баксы в дорожную сумку и поехала в аэропорт. Зашла в аэровокзал и растерялась: где табло, где регистрация? Одна-то я раньше еще никуда не летала. Подошла к какому-то дядьке в форме, показала свой билет, он у меня спросил: «Тебе ничего декларировать не надо?» А я же умная Маша, знаю, что декларируют живопись, иконы, оружие. Ничего такого в моей сумке не было, ну я и процокала к зеленому коридору. Каблуки на мне сумасшедшие, джинсы модные, волосы длинные распустила — я ж в Италию собиралась, не куда-нибудь. Подходит ко мне пограничник, и я по лицу его, злобой перекошенному, чувствую, как раздражаю его всем своим видом. «Что у вас в сумке? — спрашивает. — Деньги есть?» — «Есть». — «Сколько?» — «Десять тысяч». Мне скрывать нечего, открываю сумку, показываю. «Девушка! Вы красную линию видели? Это государственная граница Российской Федерации. Вы только что пересекли ее, нарушив закон. Где ваша декларация?» — «Какая? — залепетала я. — Я первый раз лечу, я не знала!» — «Деньги свыше пяти тысяч долларов положено декларировать!» — «Так давайте задекларируем». — «А теперь уже поздно». Меня арестовали, сняли с рейса и прямо в аэропорту завели уголовное дело по статье «контрабанда». Бог мой, как же меня трясло, как я рыдала взахлеб, как клялась, что действительно ничего не знала и поперлась с деньгами через границу не от злого умысла, а потому что дура. Позвонила Максиму, уже опухшая от слез, а он мне ответил: «Ну и какой мне смысл к тебе лететь? Мы завтра с друзьями едем в Милан, а через три дня я вернусь. Вот тогда и будем думать, как с тобой быть». И все! Мне показалось, небо надо мной захлопнулось. Чуть позже выяснилось, что он все-таки прислал своего друга мне на помощь в аэропорт, и тот устроил так, чтобы меня освободили из-под ареста. Но только деньги были конфискованы и уголовное дело открыто. А я с горечью поняла, что надо разводиться. Опять я поселилась у тетки, и опять Максим приехал за мной. Он был так самоуверен! Устало бросил: «Ну прости. Давай, собирайся домой». Я ответила: «Нет, Максим. На этот раз все действительно кончено». Он обозлился: «Да кому ты нужна такая? Ты ко мне еще сама приползешь!» Он был так искренне убежден в том, что облагодетельствовал меня, вытащил из смоленской грязи… Максим — это единственный мужчина в моей жизни, которого я презираю. Он мне отвратителен. Но в то же время я благодарна ему за то, что он тогда так сильно обидел и унизил меня. Ведь все, что я делала после развода с ним, я делала исключительно потому, что у меня в ушах звенели его слова: «Кто ты вообще такая? Кому ты нужна?» Обида и желание доказать, что я чего-нибудь в этой жизни стою, — самые мощные стимулы.

СЕМЬ ЛЕТ ЗАБВЕНИЯ Моя Катя в ту пору как раз устроилась ассистентом на Муз-ТВ, она-то и сказала, что на канале идет кастинг, ищут нового ведущего. Я решила попробовать, и меня вдруг взяли! Сначала, конечно, долго учили говорить, я занималась с педагогом. Меня тренировали, редакторы звонили в студию, задавали каверзные вопросы, провоцировали, объясняли, как правильно реагировать. Никогда не знаешь, какой человек позвонит и что ему взбредет в голову: передать привет или нахамить. Училась я долго, но в итоге мне доверили вести программу «Сиеста», которая выходила в прямом эфире. Это было невероятно круто. Я не была журналисткой, как Даша Субботина, у меня не было театрального образования, как у Оскара Кучеры, но я наравне с ними вела программы, рейтинг которых рос день ото дня. А уж когда моя популярность превзошла даже Аврорину, это казалось вообще фантастикой. По идее, от свалившегося успеха я должна была скакать до неба, но мною владели лишь злость и обида. Мне было крайне важно доказать и мужу, и моим одноклассникам, обзывавшим меня Мухомором, и моим родителям, что я кое-чего стою в этой жизни, что-то из себя представляю, что меня тоже можно любить. Я часами просиживала в монтажных, просматривая эфиры популярных ведущих, училась у них разным приемам, копировала манеру держаться и говорить, придумывала свой собственный образ. Вскоре популярность начала приносить хорошую прибыль — меня рвали на части, предлагая провести то корпоратив, то концерт. У меня было все, о чем только может мечтать девушка. В какой-то момент я решила, что так будет всегда. Самой вспоминать противно, но я тогда думала, что мир у моих ног. А на канале считали иначе. Сначала они забрали у меня одну программу, потом на другую пригласили новую ведущую. Я почувствовала, что под меня копают, но вместо того, чтобы разобраться в причинах, встала в позу и смертельно разругалась с начальником. Мне искренне казалось, что я незаменима, вела себя как форменная идиотка, думала, он будет меня уговаривать, умолять вернуться. А вместо этого услышала: «Если ты сейчас уйдешь, то уйдешь с волчьим билетом. Я сделаю так, что ты не сможешь работать ни на одном канале!» Я ему не поверила. И напрасно. Вышло именно так, как он сказал. Куда я только не пробовала устроиться — тщетно, ни на одном канале Малиновская оказалась не нужна. А я ведь, кроме как быть ведущей на телевидении, больше ничего не умела. Институт бросила на третьем курсе, так и не доучившись. Шли месяцы, которые складывались в годы. Я все ждала, что ветер переменится, что вот-вот про меня вспомнят. Но ничего не менялось. Что было делать? Возвращаться в Смоленск и устраиваться на местное кабельное, чтобы до пенсии вести там программу поздравлений? Я изводила себя мыслями: даст мне судьба второй шанс или уже все, это мой конец? Начала выпивать, баловаться кокаином. Газеты писали: Малиновская опять напилась в клубе, дебоширила и ругалась. Господи, как стыдно сейчас! За все свои глупости я рассчиталась сполна, за все поплатилась — семь лет без работы, семь лет забвения. Это было страшное время. Я не знала, как буду жить дальше, хотя виду и не показывала. Вокруг меня тогда кружилось столько мусора, столько псевдодрузей, которым прикольно было тусоваться с человеком из телевизора, которые сегодня будут кричать: «Э-гей! Давай обнимемся!» — а завтра с удовольствием гопака на моей могилке спляшут.

СНАЧАЛА Я ИЗМЕНИЛА НОС, ПОТОМ — ГРУДЬ От безделья в голову полезла разная дурь. Это ведь не только детей касается — что их обязательно нужно занимать каким-нибудь делом, чтобы не занесло, куда не следует. Со взрослыми — ровно то же самое. Чем больше я сидела без работы, тем больше глупостей одолевало мою голову. Сначала мне остро захотелось изменить форму носа. Абсолютно идиотский поступок. Никто, по-моему, даже не замечал той легкой неправильности, которая видна была под определенным ракурсом. После носа я взялась за грудь. Правда, с грудью у меня действительно были проблемы. Пока я ходила беременной, она сильно увеличилась, стала пятого размера, и это при том, что сама я всегда была худой. А после аборта моя шикарная грудь сдулась. Я жутко комплексовала по этому поводу. Пришла к врачу и попросила сделать мне подтяжку. Хирург от подтяжки отговорил, сказав, что она предполагает большое количество разрезов и швов и сделает меня похожей на Франкенштейна. Вместо этого он посоветовал поставить имплантаты, что я и сделала. Не могу сказать, что довольна результатом, потому что теперь меня дико раздражают швы под грудью. И вообще, радуются искусственному большому бюсту, как правило, те, кто никогда его не имел. А у меня-то он был когда-то от природы! Но даже не совсем удачный исход пластической операции по увеличению груди меня не остановил. Потому что не было рядом человека, который дал бы хорошего подзатыльника и спросил: «Маша, ты чего с собой творишь?» Я решила немножко подкорректировать губы. Думала: это же не пластическая операция, а так: придешь к косметологу брови выщипать, заодно и губки подколешь. Вот и моя косметолог, к которой я ходила, стала активно предлагать: давай уколем да давай! Я бесстрашно согласилась. Раз чуть-чуть подкололи уголки, два подкололи. Она мне вводила препарат, который, по ее заверениям, должен был рассосаться через шесть месяцев. Только он ни черта не рассосался. Оказалось, мне вкатили такую дрянь, которая и после моей смерти будет держать форму. Ходила я с этими губами долго, и никаких неприятностей они мне не доставляли. Это как с татуировками: нарисуют себе на шее по молодости, а потом, лет через пятнадцать-двадцать, бегут в салон и выводят лазером, потому что жизнь изменилась, потому что дети подрастают и на работе уже стыдно, когда из-под белого воротничка рубашки торчат какие-то дикие рисунки. Вот так и я в начале этого лета посмотрела на свои губы в зеркало и решила: хватит. Пришла к хирургу, принесла ему свою старую фотографию и сказала: «Доктор, сделайте, как было раньше». Он отвез меня в операционную, где под общим наркозом мои многострадальные губы разрезали и выковыряли из них весь гель. Между прочим, мои накачанные губы хоть и были объектом постоянных насмешек, однако ничуть не помешали мне прекрасно выйти замуж во второй раз.

МУЖ ОТКУПАЛСЯ АВТОМОБИЛЯМИ И ДРАГОЦЕННОСТЯМИ Знакомые предложили слетать с ними в Куршевель. Я на тот момент была девушкой свободной и охотно согласилась. На лыжном курорте меня познакомили с молодым успешным бизнесменом Денисом. Он влюбился в меня, я влюбилась в него, и наш брак был бы совсем идеальным, если бы мой второй муж мне не изменял. Денис очень много сделал для меня, и даже если чем-то обижал, то щедро потом откупался: дарил автомобили и драгоценности. Меня в ту пору устраивал такой стиль отношений, поэтому не хочу сейчас говорить о нем плохо. Не думаю, что правильно обвинять Дениса в том, что он любил меня недостаточно сильно. Как мог, так и любил. Однажды я встретила женщину, которая мне рассказала, что Денис за ней ухаживал уже будучи моим мужем. Если бы я его не любила, не была к нему болезненно привязана, я бы и внимания не обратила на эти россказни. Потом в Интернете объявилась еще одна девица, которая заявила, что мой муж с ней спит. Эта история долго обмусоливалась, газеты с издевкой писали, что у Маши Малиновской любовь на троих. Я, может, и выгляжу девушкой не сильно закомплексованной, но та ситуация ужасно меня ранила и обижала, а Денис никак на нее не реагировал. Когда я обвинила его в измене, он, вместо того чтобы попросить прощения, полез в бутылку. Разразился скандал, я была на взводе, и мы с ним подрались. Он меня ударил, а я пошла в милицию и сняла побои. Заявление, правда, так и не написала — любила его все же. Потом просто собрала свои вещи и ушла от Дениса, чтобы больше никогда не возвращаться. Мы, кстати, так до сих пор и не разведены, никак не дойдем до загса. После расставания с Денисом у меня случилось еще два необременительных романа. Все-таки мужики ужасно падки на лицо с экрана, им льстит дружба со знаменитостью. У тех женихов были серьезные намерения, один даже подарил квартиру в Одессе, за что я ему невероятно благодарна, поскольку, если б не его подарок, мне с сыном сейчас негде было бы жить. Одессу я всегда пламенно любила, много раз приезжала сюда на гастроли, а еще здесь живет моя хорошая подруга. Когда жених спросил, где бы мне хотелось поселиться, я не задумываясь ответила: «В Одессе». Он купил эту шикарную, 140-метровую квартиру, сделал в ней ремонт, но, увы, у нас с ним ничего путного не сложилось.

«ХОЧУ ОТ ТЕБЯ РЕБЕНКА» Как-то в одной из компаний меня познакомили с импозантным чеченским мужчиной пятидесяти лет, который выгодно отличался от остальных поклонников. Во-первых, он очень красиво и по-настоящему щедро ухаживал, а во-вторых, он говорил мне то, чего я не слышала ни от одного мужчины: при каждой нашей встрече он повторял, что хочет, чтобы я родила ему ребенка. Наш роман развивался стремительно. Через два месяца я узнала, что беременна. Мой кавказский «принц» ни в чем не отказывал, обещал быть заботливым отцом и верным мужем. Я уже начала грезить о счастливом доме, когда мне на телефон стали приходить СМС от его жены. В самом начале он честно предупреждал, что женат, но упоминал об этом как-то вскользь и мимоходом, и у меня сложилось неверное представление о его семье. Поскольку он говорил, что давно не живет с женой, я решила, что это такой тип кавказских отношений, довольно распространенный, когда родители сыграли свадьбу своим 15-летним детям, потом жена осталась в родном ауле растить детей и вести хозяйство, а муж уехал в Москву делать карьеру. Когда мне стала звонить его жена, я поняла, что она вовсе не призрачная фигура. Что она образованная женщина, родившая от моего «принца» четверых детей, и до нашего романа с ее мужем считавшая свой брак крепким и удачным. Их дружное семейство оказалось вовсе не суррогатным и не липовым, как он зачем-то пытался мне внушить. И я села думать, как же мне теперь быть во всей этой запутанной ситуации. Мне уже стукнуло тридцать, и делать аборт я побоялась, решив, что он может стать самой большой ошибкой в моей жизни, потому как неизвестно, смогу ли я иметь детей впоследствии. Я приняла обдуманное решение рожать, о чем и сообщила отцу ребенка. Он сказал, что готов бросить жену и уйти ко мне, но я ответила, что не хочу и не буду разбивать его семью. Я сказала, что встречаться как мужчина и женщина мы больше не будем, хотя, разумеется, он может участвовать в судьбе своего ребенка. Кавказский мужчина вспылил: «Ах так? Значит, встречаться со мной ты не хочешь, а получать с меня согласна?» Это старая песня, когда мужчина боится, будто женщине от него нужны только деньги, а женщина переживает, что от нее нужен один лишь секс. Так будет всегда, и с этим ничего нельзя поделать. Я ответила: «Послушай, я все поняла. Мне ничего от тебя не нужно. Правда». Он разъярился: «Раз тебе ничего от меня не надо, то можешь передать своему ребенку, что его папа — космонавт. Первый чеченский космонавт». Так закончился наш короткий роман.

МЕНЯ НЕ СЛОМАЕШЬ, Я КАК ВЕНИК Я осталась беременная, совершенно одна. Осознав, что помощи ждать неоткуда, стала вкалывать из последних сил. Месяца до седьмого я работала диджеем, ездила с гастролями по городам, устраивала музыкальные вечеринки. Но у меня рос живот, а беременный диджей не интересен: всем нужна была Маша-секси, на каблуках и в накладных ресницах. Я распродала драгоценности, а потом отправилась в клинику — расторгать контракт на ведение беременности и роды, который мой кавказец заключил там еще до нашего расставания. Забрав оставшиеся 10 тысяч долларов, положила их на карточку. В Москве меня ничто больше не держало: друзья испарились, как только начались проблемы и кончились деньги. Я вызвала папу, он упаковал мои вещи в картонные коробки, и мы отчалили из столицы. Родила я 11 мая 2011 года в смоленской больнице Красного Креста, в той самой, где и сама появилась на свет тридцатью годами ранее. Я могла бы, наверное, в красках расписать убогую обстановку больницы, где ничего за эти 30 лет, по всей видимости, не изменилось. Но зачем? Я благодарна врачам, которые помогли мне родить здорового малыша. Да и потом, кто я такая, чтобы выпендриваться: принцесса голубых кровей? Ничего подобного, я не с серебряной ложкой во рту родилась и не такое еще в жизни видала. Я даже немножечко горжусь тем, что такая: меня не сломаешь, я как веник. (Смеется.) У врачей не было ни современного медицинского оборудования, ни препаратов, ни обезболивания, но они приложили все силы, чтобы на свет появилось мое солнышко, моя радость, мой Мирон. Смотрю, как он бегает и хохочет, и понимаю: так вот ты какое — счастье! Молоко у меня было свое, денег на первое время хватало. Ютиться у мамы в Смоленске не хотелось, и мы с Мироном поехали в квартиру в Одессе. Климат шикарный, море рядом — о чем еще мечтать! Жили крайне экономно — себе я вообще ничего не покупала, думала только о том, чтобы Мирон был сыт, одет и хватило на его плановые прививки. Иногда деньги подкидывал Денис, за что ему нижайший поклон — он знал, что у меня ребенок от другого мужчины, но благородно помогал. Но запасы неумолимо таяли, и все чаще сжималось сердце: как же мы будем жить дальше? И вдруг нежданно- негаданно раздался звонок с канала Муз-ТВ! Меня приглашали попробовать силы в программе «Соблазны». Я столько лет ждала такого предложения, что вцепилась в него зубами. У меня от волнения тряслись руки и все плыло перед глазами. Не могу передать свою признательность продюсеру Денису Морозову, который на свой страх и риск пригласил меня на пробу. Как он позже рассказывал, его многие отговаривали от моей кандидатуры. Ведь после той злопамятной ссоры с начальником канала слава обо мне шла дурная: мол, Малиновская безответственная и неадекватная. Морозов подстраховался, пригласив на пробы еще и Викторию Лопыреву. Но мой профессионализм никуда за семь лет не испарился. Сейчас мы снимаем уже четвертый сезон «Соблазнов с Машей Малиновской». И если раньше я вкалывала на телевидении, пытаясь всему свету доказать, что я чего-то стою, то теперь стараюсь, чтобы отблагодарить Дениса Морозова, который единственный в меня поверил и протянул руку в трудную минуту. 2 сентября в Одессе было пасмурно, Мирон после обеда заснул, а я от скуки залезла в Интернет. Какой-то парнишка отправил на мою страничку в социальных сетях сообщение: «Привет!» Это лицо на фотографии я как будто где-то уже видела, и я спросила: «Мы знакомы?» Он ответил, что когда-то давно мы пересекались. Разговорились, нашли общих друзей. Наша переписка продолжалась неделю, а потом я полетела в Москву — пришла пора очередных съемок. Новый друг вызвался встретить меня в аэропорту. Так я познакомилась с Рубеном. Он — бывший хоккеист ЦСКА, и ему всего 23 года. Рубен — хороший парень, мне с ним интересно, но выйдет из нашего общения что-то большее, я загадывать не тороплюсь. Надо получше узнать друг друга, а у нас не так много общего времени: я с утра до вечера пропадаю на съемках, Рубен тоже занят карьерой. Конечно, мне хочется поскорее встретить того мужчину, который полюбит меня и моего ребенка, который хоть часть моих забот взвалит на свои плечи, потому что я адски устала тянуть лямку в одиночку. Но станет для меня таким мужчиной Рубен или это будет кто-то другой — покажет время… Одесса — Москва