Дело не в волшебном голосе, и даже не в жанре, который называют то этно-роком, то арт-фолком. Дело в том, что Пелагея счастлива и не устает делиться своим счастьем с миром.

Пелагея Сергеевна Ефимович (в девичестве Ханова) родилась 14 июля 1986 года в Новосибирске. В девять лет стала победителем конкурса передачи «Утренняя звезда» и получила звание «Лучший исполнитель народной песни в России 1996 года». В десять лет подписала контракт со студией FeeLee Records и переехала в Москву.

В 2000 году Пелагея создала группу, которая впоследствии стала называться ее именем. Продюсером группы стала Светлана Ханова, мать Пелагеи, бывшая джазовая певица. Группа «Пелагея» выпустила альбомы «Пелагея» (2003), «Девушкины песни» (2007), «Тропы» (2010).

В 2005 году Пелагея окончила эстрадное отделение РАТИ с красным дипломом. В 2010 году участвовала в российской постановке оперы-импровизации Бобби Макферрина «Боббл». В том же году вышла замуж за Дмитрия Ефимовича, в прошлом режиссера передачи «Камеди клаб».

14 июля ей исполнилось 25 лет. «Дата, безусловно, серьезная, – размышляет певица. – Я подхожу к ней с большим багажом. С одной стороны, я себя на свой возраст не ощущаю, мне все кажется, что мне 17-18 лет. Не могу сказать, что я взрослый человек... С другой стороны, в разных сферах жизни у меня накопился опыт, который делает меня более зрелой, чем многие сверстники. Я двадцать лет занимаюсь любимым делом, что не может не накладывать отпечаток на личность...».

Для тех, кто впускает музыку в душу. – Кроме прочего, вы очень успешный человек... – Да, и я никогда не задавалась вопросами, которые, я знаю, занимают мысли многих людей в моем возрасте – «куда себя деть?», «как себя применить?», «для чего же я рожден?». Я благодарна Богу и близким за то, что лишена всех эти ужасных проблем – и зарабатываю на жизнь тем, что люблю больше всего на свете. Мне не нужно думать о том, как себя прокормить, по меньшей мере – пока. Хотя я понимаю, что все эфемерно и нестабильно и в любой момент может так же успешно закончиться. Ну – тогда будем думать.

– Когда группа «Пелагея» добавила к фольклорным композициям авторские песни, написанные вашей мамой Светланой Хановой и гитаристом Павлом Дешурой, вам не было боязно? Ведь поклонники могли вас не понять и не простить. – Да, это был очень рискованный шаг. Но мы – группа – всегда стараемся... не то чтобы воспитывать зрителя, нет. Мы понимаем, что на наши концерты ходят и наши диски покупают все-таки люди с определенным багажом знаний. Это люди, слушающие самую разную музыку и относящиеся к ней не как к фону, под который можно, грубо говоря, в душ сходить. Наоборот, они впускают музыку в душу, открывают ей мозги, о чем-то задумываются. Я была уверена в таланте авторов новых композиций и ощущаю себя в новом материале очень комфортно. А реакция слушателей более чем оправдала наши ожидания. Альбом «Тропы» был принят очень тепло, до людей доходят мессиджи наших песен. В общем, я уверена, что мы всё сделали правильно. Рано или поздно мы бы к этому пришли, любая группа должна иметь свой, авторский материал.

– Если позволите спросить о творческой кухне – как композиции, написанные другими людьми, становятся вашими? – Я их слушаю и начинаю с ними работать. Могу сказать, что лучше вот тут сделать вот так, что когда я пою, мне поется немножечко по-другому – но это единичные случаи, а обычно с песнями все в порядке. Я начинаю работать с конкретной песней, это происходит либо перед записью, либо перед концертными выступлениями, мы собираемся на репетицию – и происходит волшебство. Как об этом рассказать в словах – я не представляю, честно...

За волосы из болот. – Все знают, что вы поете фольклор, поете по-новому, но все-таки. При этом вы очень эклектичны, вам ничего не стоит смешать народную песню с итальянской оперой и русский романс с латиноамериканскими ритмами. Впечатление такое, что на самом деле вы хотите убежать от беспримесного фольклора – нет? – Нет, ни в коем случае не убежать. Наоборот, мы дополняем традицию, привносим в нее какие-то свои эмоции – когда добавляем к «Стежкам-дорожкам» арию «Casta Diva» из «Нормы» Беллини или заканчиваем «Отжил я свой век» цитатой из Pink Floyd. В любом случае нам интересен фольклор сегодня, здесь и сейчас. И исполняем этот фольклор мы – люди, живущие по всем законам современного общества, городского причем. Мы, к сожалению, не так близки к природе, к стихии, как наши предки, для которых песни были частью каких-то ритуалов. Поэтому мы облекаем свою генетическую память в современную форму. Но это не значит, что сама по себе народная песня нам не интересна.

– Когда вы поете, есть ощущение, что это именно часть ритуала, обращение к стихии, своего рода магия? – Конечно. Вообще, совместное музицирование на сцене – сродни магии. Когда из ничего, из пальцев и ртов нескольких людей рождается нечто цельное, – это камлание, безусловно. Мы все – шаманы!

– Скажите, а почему вы после каждой песни, какой бы печальной та ни была, начинаете смеяться, когда зал вам аплодирует? Когда вы поете, ощущение погружения в атмосферу – полное, но потом вы моментально переключаетесь, словно вас что-то выталкивает обратно... – Потому что это все равно лицедейство и актерство – несмотря на то, что к каждой песне я очень честно отношусь и, действительно, полностью в нее погружаюсь. В момент, когда аплодисменты возвращают меня в обычный мир, я становлюсь собой – девочкой Полей, которую каждый раз искренне удивляет огромное количество хлопающих в ладоши людей в чужом городе.

– Значит, это от смущения? – Да. Это не штамп, это не оттого, что я такая вот лялечка. Не представляю, как можно стоять с серьезным лицом, когда тебе аплодируют. Я к себе иронично отношусь, и меня это все веселит. И потом, это все положительные эмоции.

– А что за моторчик у вас внутри, что вы все время стремитесь к положительным эмоциям? – Это мой характер, конечно. У меня есть постоянно рефлексирующие друзья, которым я пытаюсь объяснить, что мы должны, как Мюнхгаузен, вытаскивать себя за волосы из этих болот. Некоторые ведь от страдания получают удовольствие. Это плохо, мы не должны позволять себе так расползаться. На самом-то деле все хорошо: руки-ноги есть, близкие здоровы. Да, иногда нельзя не переживать, но надо преодолевать уныние. Надо получать удовольствие от жизни, от общения с приятными людьми. Я, наверное, гедонист. Я люблю жизнь. И да, я очень везучий человек, ко мне жизнь поворачивается самыми прекрасными своими сторонами – тем более мне было бы странно пребывать в унынии.

«Но любить страну мы обязаны». – Со стороны кажется, что у такого светлого человека, как вы, недоброжелателей нет, не говоря о врагах. Вас даже в передаче «Школа злословия» всячески хвалили, что бывает очень редко. Насчет недоброжелателей – это верное впечатление? – Есть, есть люди, которые очень меня не любят. Есть люди, которые мне не верят, считают, что это все наигранное. Кстати, с теми, кто говорит, что если бы не было у Пелагеи команды и мамы, из Пелагеи ничего бы не получилось, я согласна полностью – это действительно так. Я очень хорошо понимаю, чем я обязана тем, кто рядом со мной. Но есть люди, которые занимают высокие должности на телеканалах и откровенно мешают нам. Ну – дай бог им всем здоровья.

– Для многих ваши песни связываются с понятием «патриотизм». Что такое патриотизм для вас? – Очень сложная история с патриотизмом... Последний раз приступ невероятного совершенно патриотизма случился у меня недавно, когда я три дня была на Алтае. Люди, которые живут в России и говорят, что не любят эту страну, не были на Алтае. Когда ты оказываешься в месте такой силы, как Алтай, ты и сил набираешься, и эстетических впечатлений. Никогда не видела ничего более красивого в своей жизни! Я разговаривала с речкой, обнимала березки. Казалось бы, это ужасно – обнять березку, но я понимаю, что это моя земля, это моя страна, я родом отсюда и должна ее уважать. Нас может не устраивать власть, нам может не нравиться то, что происходит в бюрократических вертикалях, но любить нашу страну мы обязаны. Нужно переставать относиться к месту, где ты живешь, как квартиросъемщик.

– Группа «Пелагея» всегда играла свою, особую музыку, и тем не менее есть тусовка, которая вам роднее других, – это русский рок. В сентябре, например, вы вместе с Чижом и «ДДТ» будете выступать в Одессе на рок-фестивале. При всем том, если говорить о текстах, у вас с русским роком не так много общего... – У меня нет потребности прибиться к стаду, поэтому мы везде чувствуем себя чужими. На фольклорных фестивалях мы не ощущаем себя своими – это чувствуется и по тому, как к нам относится публика. На рок-фестивалях – то же самое. Я не рок-женщина, во мне протеста нет, может, потому, что у меня в жизни не было каких-то особых перипетий. Но в рок-тусовке к нам относятся хорошо, может быть, потому, что мы играем честную музыку. Рок сегодня – очень расплывчатое понятие, но глобально это некоммерческая музыка, которая идет от сердца!