Фото из журнала "Cosmopolitan" Как для вас начинались двухтысячные? Я сейчас на самом деле безумно счастлива, что в разгар нулевых мне было 19–20 лет, я не хотела бы быть тогда тридцатилетней женщиной. Это было время каких-то наивных мечтаний, дурацких выходок, новых горизонтов и всепоглощающего потребления. Я считаю, что те люди, которые были тогда молоды душой и телом, получили в то время удовольствие от жизни. Остальные же просто печально на все это взирали. Образно говоря, всему свое время. Пятнадцатилетнему тинейджеру хочется ходить на дискотеки, и это хорошо. Плохо, когда на дискотеки ходить хочется седовласому взрослому человеку. Так и тогда: все эти новые нахлынувшие удовольствия — они были предназначены для молодых. В 18–20 лет впервые прокатиться на красном «феррари» в Сен-Тропе — это было круто, получить на 20-летие кольцо с желтым бриллиантом на 30 карат — в тот момент это и было счастьем. Можно было без остановки скупать шмотки и жить той красивой жизнью, которой никогда не было ни у моих родителей, ни вообще у кого бы то ни было в нашей стране. Мы тогда чувствовали себя, как ребенок, родившийся в голодной Африке, которого вдруг привезли в магазин шоколада. Да, у него потом будут прыщи, аллергия, но он нажрался этого шоколада и был счастлив. Так и мы всей страной в начале 2000-х ворвались голодные в шоколадный магазин и сожрали весь шоколад. И до сих пор расхлебываем последствия этого обжорства. Да, это время было вульгарным, новорусским, но именно в те годы это было настоящим, дистиллированным счастьем — жить так. Если б мне тогда было тридцать, я бы, наверное, печально взирала на все это со стороны и недоумевала — как люди не понимают, что не в часах и машинах счастье и настоящая энергия жизни? Но тогда мне понимать этого было не нужно, да, собственно, и никто не понимал. Вам чего в то время вообще хотелось? Мне хотелось быть публичным, известным человеком, заниматься чем-то на телевидении, журналистикой. Наверное, это было связано с недостатком внимания в детстве. Я классический недолюбленный ребенок в семье политиков, которые вечно на приемах, мероприятиях и в разъездах. Я все детство провела с гувернантками, нянями, репетиторами, учителями. И мне вечно хотелось внимания. Меня страшно привлекал весь этот мир шоу-бизнеса, журналистики. Первую свою статью я вообще написала в возрасте 11 лет в местную питерскую газету, называлась она «Что школьница Ксения Собчак знает о СПИДе». Кстати, не все сразу, как многие думают, пошло гладко. В 2000 году я приехала в Москву, записалась на кастинг, и он прошел неудачно. Это происходило как раз здесь, в здании «Афиши», а кастинг был, собственно, для программы «Афиша». Но меня не выбрали, а выбрали Таню Арно.

На лекции в МГУ Но в итоге-то вы своего добились. Вообще, это было редкое время в истории нашей страны с диким акцентом на потребление и роскошь, когда героями стали вещи. Героями были автомобили Bentley, бриллианты, жизнь в Монако, которая казалась советскому человеку космической, а тут вдруг приблизилась: дотянись рукой — и счастье рядом. И над всем этим возвышался образ человека, которому принадлежит мир: это были олигархи, их прекрасные светловолосые дамы, банкиры и знаменитости. Я не создавала такой образ намеренно — я просто жила и наслаждалась жизнью. Мне всерьез и искренне доставляли удовольствие все эти «феррари» и частные самолеты, я пила эту жизнь взахлеб и была счастлива. И это, повторюсь, не было образом. Я вообще за всю жизнь ни копейки не заплатила ни одному пиарщику, не советовалась ни с кем насчет раскручивания себя. Потому что у Оскара Уайлда есть потрясающая фраза: «В жизни всегда играйте самого себя, потому что все остальные роли уже давно разобраны». Ну да, в реалити-шоу «Блондинка в шоколаде» вы органично в этой жизни выглядели. Ой, на самом деле у меня вчера была программа на «Серебряном дожде», мы ее ведем вместе с Люсей Грин. Ну и речь зашла об алкоголе, и я сказала: как, мол, мне отвратительна вся эта интеллигентско-кабацкая эстетика, как я ненавижу пьяных. И тут Грин мне говорит: мол, как так, тебя же в «Блондинке в шоколаде» вусмерть пьяную на руках из бара вытаскивали. Я поразилась! Выходит, никто не понял, что это была пародия на ту самую гламурную жизнь, столь ценную для двухтысячных? Конечно, я не была пьяной — я хотела просто показать, как это бывает отвратительно. Мне-то хотелось, чтоб это было в стиле моего кумира Саши Коэна. Для меня это и есть самая настоящая правда — уметь посмеяться над собой, прикинуться пьяной или выйти из спа-салона в грязи, показав тем самым абсурдность ситуации, когда ты идешь в дорогой салон, тебя там обмазывают грязью, а ты еще и деньги за это платишь. Очень обидно, что этот проект многими остался не понят. Вы ведь, когда приехали в Москву в 2000 году, как Наташа Ростова практически были. Толстой сейчас перевернется в гробу. В смысле — вы помните свое знакомство с московской светской тусовкой? Так, навскидку я помню две вещи. Я была тихая питерская девочка, у нас там никаких особых тусовок сроду не было, приехала в Москву, и первое, что увидела, был плакат с черноволосой женщиной и надписью «Привет, Марьяна» — это была Марьяна Вавилова, ее супруг всю Рублевку этими плакатами завешал. А второе — это, конечно, глаза Умара Джабраилова на баннерах «0,1%. Спасибо». Тогда как раз в Москве прошли какие-то выборы, и он набрал там самое маленькое количество процентов. Ну я подумала, какая стильная реклама, как круто человек прикололся. На самом деле поначалу, когда я приехала в Москву, у меня тут не было ни одного друга. Я приехала учиться в МГИМО, сняла квартиру на Фрунзенской набережной, и первые два месяца ездила только в институт и домой. Возвращалась домой в 8 вечера и поражалась тому, что мне совершенно некуда и не с кем пойти. А потом я познакомилась с Ульяной Цейтлиной, и все закрутилось. Мы стали ходить в ресторан «Сан-Мишель», где я и познакомилась с Умаром. Помню, он тогда носил кепку с надписью «Million» — ну и в какой-то момент, когда он проходил мимо, я отпустила едкий комплимент в своем стиле. Мол, миллион — это количество денег или женщин? Если денег — то мало, женщин — неправдоподобно много. Он потом нашел мой телефон, и у нас случились яркие и запоминающиеся отношения.

Взгляд в прошлое - Ксения когда-то выглядела вот так Наверняка вы следили за тем, как менялась политическая ситуация в течение этих десяти лет, и, само собой, очень хорошо понимаете все механизмы. Но почему-то никогда на тему политики не высказываетесь. Безусловно, меня это все касается, и мне безумно стыдно за многие вещи, которые происходили в этой стране. Мне очень больно смотреть на наши коррупционные схемы и прочие проблемы, но у меня в связи со всем этим есть внутренняя неразрешимая дилемма. Есть люди, которые действуют по принципу «Платон мне друг, но истина дороже». Так вот я не из таких людей. Для меня друг важнее истины. И наш премьер-министр, в прошлом — президент, лично был единственным человеком, который поддержал мою семью в тяжелый период. Я видела, как это было, и видела, сколько было предательства, помню родителей в ужасной ситуации жуткой несправедливой травли, когда мы были без денег, без друзей и без возможности оправдаться. Путин был единственным, кто нам помог, я всегда буду ему за это благодарна, и именно это не дает мне права высказываться даже на тему вещей, с которыми я не согласна. Это моя вечная проблема.

А в социальном плане вы как-то ощущаете изменения? Люди в России за последние десять лет изменились? Конечно, сейчас все в головах у людей совершенно иначе стало, и весь ужас заключается в том, что с этими «новыми людьми» у меня очень мало общего, хотя они мне и нравятся. Герой 2010 года — это молодой хипстер, который проводит много времени на территории «Красного Октября» и имеет весьма пассивную политическую и социальную позицию. Его интересует модная одежда, прикольные гаджеты и возможность пожить в свое удовольствие. Денег ему много не надо — есть родители, богемная тусовка, какая-нибудь непыльная арт-работа. Человек нового поколения не суперамбициозен, ему не нужно много зарабатывать. А если он зарабатывает, то это что-то, связанное с интернетом, как у мальчика из «Социальной сети». Это не деньги, нажитые тяжелым трудом, корпоративами, съемками, нефтяными компаниями, потом и кровью. Это деньги, заработанные креативом: ты придумал некую фишку, тут подкрутил, там подмутил, и она сработала. И к чему мы в итоге с такими героями приходим? Думаю, что к спокойной европейской жизни. Мы же все равно потихоньку, но двигаемся в сторону того, чтоб становиться Европой. Будем позитивными, не парящимися, не грызущими друг другу глотки и не сажающими друг друга в тюрьму. Среда станет более дружелюбной, гедонистической, время агрессии уходит, нас, хищников, осталось очень мало. И теперь эти хищники учатся грамотно носить на себе эту овечью шкуру, чтоб не было видно больших страшных клыков. Я как-то брала интервью у Даши Жуковой для одного глянцевого журнала, и она сказала: «Я не могу долго находиться в Москве, это для меня слишком агрессивная среда. Даже то, как ты задаешь вопросы, мне кажется агрессивным». Я тогда ее не поняла. А сейчас вдруг осознала, что она имела в виду. Даша же ведь как раз и есть такой новый герой — милая, позитивная, креативная западная девочка. А я не такая вовсе. И все мои друзья-бизнесмены не такие. Мы — как люди, которые приехали из Афгана, не можем отделаться от поствоенного синдрома. Мы привыкли воевать, завоевывать, выгрызать зубами. А это все уходит. Грызть некого — кругом одни кролики и травоядные. И в политике ведь тоже перестали грызть друг друга. Есть главный тотемный хищник, а все остальные — мелкотравчатые травоядные. Нет ни одного ведь яркого публичного политика, кроме премьера и президента.

Фото для журнала "Афиша" Ну их сейчас, если так можно выразиться, начал грызть народ потихоньку. Ой, мне кажется, это все спекуляции на тему. На антиправительственных мотивах сейчас очень легко сделать себе карьеру, чем, собственно, люди и занимаются. Это вообще тенденция: сказал «кровавый режим» или «свобода слова» — и ты уже герой. Действие стало минимальным. Шевчук задает один неприятный вопрос — он герой, Парфенов выступает с речью — это обсуждает весь интернет. Это все стало как во времена диссидентов, только сейчас-то за это не сажают. Любое элитарное движение становится в какой-то момент мейнстримом. И я предрекаю, что мейнстримом следующего отрезка жизни, которую мы проживем, станет ругать власть. Это будут делать самые конъюнктурные и подлые люди. Раньше власть ругала интеллектуальная элита, образованные люди, сейчас власть начал ругать весь российский быдлостан. И именно в тот момент, когда это станет мейнстримом, власть приобретет для по-настоящему думающих людей ценность и станет сакральной силой, которая сдержит быдляческий лоховской мейнстрим. Источник - журнал "Афиша"