В России обычай новогодней ёлки ведет начало с Петровской эпохи. Согласно царскому указу от 20 декабря 1699 г., впредь предписывалось вести летоисчисление не от Сотворения мира, а от Рождества Христова, а день «новолетия», до того времени отмечавшийся на Руси 1 сентября, «по примеру всех христианских народов» отмечать 1 января.

В этом указе давались так же рекомендации по организации новогоднего праздника. В его ознаменование было велено пускать ракеты, зажигать огни и украсить столицу (тогда – Москву) хвоей: «По большим улицам, у нарочитых домов, пред воротами поставить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых против образцов, каковы сделаны на Гостином Дворе». А «людям скудным» предлагалось «каждому хотя по деревцу или ветве на вороты или над храминою своей поставить …а стоять тому украшению января в первый день».

Однако, к будущей рождественской ёлке указ Петра имел весьма косвенное отношение: украшения из хвои предписано было устанавливать не в помещении, а снаружи дома – на воротах, крышах трактиров, улицах и дорогах. Т.е. ёлка была частью городского пейзажа, а не украшением интерьера.

После смерти Петра его указ был основательно забыт. Царские предписания сохранились лишь в убранстве питейных заведений, которые перед Новым Годом продолжали украшать ёлками. По этим ёлкам (привязанным к колу, установленным на крышах или же воткнутыми у ворот) опознавались кабаки. Деревья там стояли до след. года, накануне которого старые ёлки выкидывали и заменяли новыми. Возникнув в результат петровского указа, обычай украшать кабаки продержался в течении 18 и 19 вв. В результате кабаки в народе стали называть «ёлками» или же «Иванами ёлкиными». Люди говорили: «Пойдем-ка к ёлкину, для праздника выпьем» или «Видно у Ивана ёлкина был в гостях, что из стороны в сторону пошатываешься». Постепенно и весь комплекс алкогольных занятий приобрёл «ёлочные» эпитеты: «ёлку поднять» - пьянствовать, «идти под ёлку» - идти в кабак, «быть под ёлкой» - быть в кабаке.

Так же в 18 и 19 вв. ёлки использовались на катальных горах, которые устанавливались на Новый Год и Масленицу.

Обычай ставить ёлку в помещении появился в России благодаря Александре Фёдоровне (в девичестве принцессе прусской Шарлоте), супруге Николая I. В 1818 г. по инициативе в.кн. Александры Федоровны была устроена ёлка в Москве, а на следующий год – в Петербургском Аничковом дворце.

На Рождество 1828 года Александра Федоровна, к тому времени уже императрица, организовала первый праздник «детской ёлки» в собственном дворце для 5 своих детей и племянниц – дочерей в.кн. Михаила Павловича. Ёлка была установлена в Большой столовой дворца. Пригласили так же детей некоторых придворных. На 8 столах и на столе, поставленном для императора, установили ёлочки, украшенные конфетами, золочеными яблоками и орехами. Под деревьями были разложены подарки: игрушки, платья, фарфоровые вещицы и т.д. Подарки всем присутствующим детям раздавала сама хозяйка. Праздник начался в 8 часов вечера, а в 9 часов гости уже разъехались.

Ёлки, установленные во дворце Александры Федоровны, выглядели так (как вспоминает баронесса М.П.Фридерикс): «Государь и царские дети имели каждый свой стол с ёлкой, убранною разными подарками, а когда кончалась раздача подарков самой императрицей, тогда входили в другую залу, где был приготовлен большой, длинный стол, украшенный фарфоровыми изящными вещами с императорской Александровской мануфактуры. Тут разыгрывалась лотерея между всей свитой, государь обыкновенно выкрикивал карту, выигравший подходил к ее величеству и получал свой выигрыш – подарок из ее рук».

Однако, ёлка как новогоднее дерево сначала появилось только в домах петербургских немцев. Большинство знати ёлки не ставили. В провинции ёлки появляются в основном в городах, где проживает много иностранцев. Причем, в это время русские отмечали только Рождество, а Новый Год, вместе с ёлкой, – немцы.

В середине 1840-х годов произошел взрыв – «немецкое обыкновение» начинает стремительно распространяться. Теперь Петербург был буквально охвачен ёлочным ажиотажем. Обычай вошел в моду и уже к концу 1840-х годов рождественское дерево становиться в столице хорошо знакомым и привычным предметом рождественского интерьера. Увлечение подкреплялось модой на произведения немецких писателей, и прежде всего Гофмана.

Торговля ёлками началась с конца 1840-х годов. Продавались они у Гостиного двора, куда крестьяне привозили их из окрестных лесов.

Существенную роль в распространении и популяризации ёлки в России сыграла коммерция. С начала 19 века самыми известными в Петербурге кондитерами были выходцы из Швейцарии. Именно они постепенно завладели не только кондитерским делом столицы, но и организовали продажу ёлок с висящими на них фонариками, игрушками, пряниками, пирожными, конфетами. Стоили такие ёлки очень дорого, от 20 рублей ассигнациями до 200 рублей, и поэтому покупать их для своих детей могли только очень богатые люди.

К середине 19 века обычай прочно вошел в жизнь российской столицы. Само дерево стало называться рождественским, а потом и просто ёлкой. Даже сам праздник стали называть «ёлка»: «пойти на ёлку, устроить ёлку, пригласить на ёлку». В.И.Даль заметил по этому поводу: «Переняв, через Питер, от немцев обычай готовить детям к Рождеству разукрашенную, освещенную ёлку, мы зовём так иногда и самый день ёлки, Сочельник».

В царствование Николая I, в 1844 г. была опубликована небольшая книжечка, имеющая цель поздравить всех граждан с Новым Годом и пожелать им счастья. Называлась она «Мысли русского вслух на Новый Год». Интересно рассуждение о счастье, связанное с новогодними пожеланиями: «Если судить по-человечески, быть счастливу – значит быть богату, иметь во всем достаток и изобилие, удовлетворять своим желаниям, наслаждаться здоровьем, быть уверенным, что стяжание законной нашей собственности никто отнять не может, наслаждаться жизнию спокойною, светлою, радостною, Иметь честное и почетное имя в свете, быть уважаему и почитаему в обществе, с честолюбием сознавать собственное свое достоинство, видеть детей своих умными, образованными, благомыслящими, прекраснейших свойств и правил, видеть в них надежду деятельностию, способностями и качествами души быть полезными Отечеству, себе и своим родителям. Не знаю, может ли человек полагать что-либо еще «в счастии на сём свете».

Тогда же получает распространение и обычай дарить подарки на Новый Год. Существовало множество правил, регламентировавших, что кому можно дарить. Подчиненные могли дарить подарки начальству лишь в исключительных случаях. Можно было дарить только одного вида подарки - корзины, в которых носили дичь. Позднее их заменили приветственными адресами. Ценные подарки в таких случаях считались неприличными и оскорбительными для должностного лица. Женщины могли дарить подарки только очень близким людям, причем одаривать мужчин считалось не очень приличным. Причем, если женщина и могла дарить, то приличным считалось лишь то, что она сама нарисовала или вышила. Наилучшими подарками для детей считались игрушки и конфеты; для девушек – конфеты и цветы. Дамам старшего возраста подносили мешочки для рукоделия. Начинать обмен подарками следовало старшим. Младшие по возрасту дарили в ответ. На Рождество и Новый год следовало приносить подарки в первой половине дня, до наступления радостного события. Подаренное на другой день считалось сомнительным: дарителя могли заподозрить в том, что он передаривает ненужные ему знаки внимания или приобрел их после праздника, когда купцы резко снижали цены.

При Александре III было положено начало традиции посещения других многочисленных елок членами императорской фамилии. Так, ежегодно 25 декабря после фамильного завтрака ехали с детьми и великими князьями в манеж Кирасирского полка на елку для нижних чинов Собственного Его Величества конвоя, Сводно-гвардейского батальона и Дворцовой полиции. На следующий день елка повторялась для чинов, бывших накануне в карауле. Императрица Мария Федоровна лично раздавала солдатам и казакам подарки. Для офицеров праздник устраивался 26 декабря в Арсенальном зале Гатчинского дворца. Напротив бильярда ставились елка и стол с подарками, после раздачи которых всех угощали чаем. Александр III считал своим долгом разделить рождественские праздники с людьми, которые обеспечивали его личную безопасность.

На первых порах нахождение ёлки в доме ограничивалось одним вечером. Накануне рождества дерево втайне от детей проносилось в лучшее помещение дома, например в залу или гостиную, устанавливали на столе, застеленном белой скатертью.

К ветвям дерева прикреплялись свечи, на ёлке развешивали лакомства, украшения, под ней раскладывали подарки, которые, как и саму ёлку готовили в строгом секрете. И, наконец, перед самым впуском детей в залу, на ёлке зажигали свечи. Входить в помещении, где устанавливалась ёлка, до определенного времени строжайше запрещалось. Поэтому дети не могли видеть то, что делалось в доме, но стремились подсмотреть или угадать: подсматривали в замочную скважину, прислушивались и т.д. Когда же, наконец, все приготовления заканчивались, подавался условный сигнал («раздавался волшебный звонок») либо за детьми приходил кто-либо из взрослых или слуг. Двери в залу открывались. Этот момент раскрывания дверей присутствует во множестве мемуаров, рассказов или стихотворений о празднике ёлки. В конце праздника дети получали ёлку в свое полное распоряжение: они срывали с нее сласти и игрушки, разрушали, ломали и полностью уничтожали ее. В конце праздника опустошенное и разрушенное дерево выносили во двор.

К концу 19 столетия ёлка становится в России обычным явлением. В появлении ёлки в доме для детей больше не было тайны. Со всего города, а иногда и из других городов на домашние ёлки съезжались родные и близкие, двоюродные сёстры и братья. Взрослые придумывали и покупали подарки, организовывали «ёлочное веселье», играли на фортепьяно, дети танцевали. Старшие готовились к праздникам сами, сочиняя и ставя пьесы «под Гофмана и Андерсена» из жизни ёлочных игрушек. Особенную популярность в эти годы приобрели «живые картины», представлявшие собой «немые» инсценировки популярных хрестоматийных стихотворений. Сама встреча Нового Года: вечером обязательно дожидаются, когда пробьет 12 часов, с последним ударом часов поют «Царю небесный», «Спаси, Господи, люди твоя» и «Боже, царя храни», после чего поздравляют друг друга, целуются и пьют шампанское (пьют обязательно, пусть и недорогое, из русских). Затем следует ужин.

Широчайшее распространение в это время получает устройство благотворительных «ёлок для бедных» в народных домах, детских приютах. Организовывали их как разного рода общества, так и отдельные благотворители.

Несмотря на все возрастающую популярность ёлки в России, отношение к ней с самого начала не отличалось полным единодушием. Приверженцы русской старины видели в ней очередное западное новшество, посягающее на национальную самобытность. Для других ёлка была неприемлема с эстетической точки зрения. О ней иногда отзывались с неприязнью как о «неуклюжей, немецкой и неостроумной выдумке».

В последние десятилетия 19 века в России стали раздаваться голоса в защиту природы и прежде всего лесов. А.П.Чехов писал: «Русские леса трещат под топором, гибнут миллиарды деревьев, опустошаются жилища зверей и птиц, мелеют и сохнут реки, исчезают безвозвратно чудные пейзажи… Лесов все меньше и меньше, реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен, и с каждым днем земля становиться все беднее и безобразней». В печати прошла «антиёлочная кампания», инициаторы которой ополчились на ёлку, рассматривая вырубку тысяч деревьев перед Рождеством как настоящее бедствие.

Особо щемящую тональность образ ёлки приобретает в годы Первой мировой войны: ёлка становится символом, связывающим незримой связью временно или навсегда разлученных членов семей. В иллюстрированных еженедельниках с 1915 года регулярно печатались фотографии, на которых засняты солдаты, празднующие Рождество с установленной в землянке или окопе ёлочкой.

Но было и другое: война с Германией, напомнив о немецком происхождении обычая рождественского дерева, неожиданно спровоцировала, казалось бы, навсегда утихшие «антиёлочные» настроения, которые проявлялись как в резких выступлениях против ёлки в печати, так и в запретах на устройство ёлки в учреждениях. Существенных результатов, однако, эти акции не имели: ёлка к этому времени уже слишком прочно укоренилась на русской почве.

Серьезным противником ёлки, как иноземного, к тому же языческого по своему происхождению обычая стала православная церковь. Святейший Синод вплоть до революции 1917 года издавал указы, запрещавшие устройство ёлок в школах и гимназиях.

Не приняли ёлку и в крестьянской избе, для крестьян ёлка считалась «барской забавой». Рубили ёлки в лесах только для господ и на продажу.

В первые годы после революции никаких специальных мер, направленных на запрет ёлки, не предпринималось. Ёлку старались устанавливать и относились к ней с ещё большей бережностью, даже трепетностью, нежели в мирное время, поскольку она являлась единственной зыбкой связью с прошлой, устойчивой жизнью. В дневнике Корнея Чуковского содержится потрясающая запись, сделанная им на Рождество 1920 года: « Поразительную вещь устроили дети, оказывается, они в течение месяца копили кусочки хлеба, которые давали им [в] гимназии, сушили их — и вот, изготовив белые фунтики с наклеенными картинками, набили эти фунтики сухарями и разложили их под ёлкой — как подарки родителям! Дети, которые готовят к Рождеству сюрприз для отца и матери! Не хватает ещё, чтобы они убедили нас, что всё это дело Санта-Клауса! В следующем году выставлю у кровати чулок!»

В первые годы после Гражданской войны в городах, как и прежде, всё ещё продавалось много ёлок, но население бедствовало, и мало кто мог позволить себе купить даже самое маленькое деревце. Мужики из пригородных деревень, привозившие в город ёлки, теряли предрождественский заработок.

В 1922 году была проведена кампания за преобразование праздника Рождества Христова в «комсомольское рождество», или иначе в «комсвятки». Комсомольские ячейки должны были организовывать празднование «комсвяток» в первый день Рождества, то есть 25 декабря, которое было объявлено нерабочим днем. Мероприятия начинались чтением докладов и речей, разоблачающих «экономические корни» рождественских праздников. Потом шли спектакли и инсценировки, политические сатиры, «живые картины». На второй день праздника организовывались уличные шествия, на третий — в клубах устраивались маскарады и ёлка, получившая название «комсомольская ёлка». Участники ёлочных карнавалов (в основном из комсомольцев-пропагандистов) рядились в самые невообразимые сатирические костюмы: Антанты, Колчака, Деникина, кулака, нэпмана, в языческих богов и даже в рождественского гуся и поросёнка. Проводились шествия с факелами и сожжением «божественных изображений» (икон).

Новые перемены стали ощутимы уже к концу 1924 года, когда «Красная газета» с удовлетворением сообщила: «...в этом году заметно, что рождественские предрассудки почти прекратились. На базарах почти не видно ёлок — мало становится бессознательных людей». Постепенно завершил своё существование и праздник «комсомольского рождества». Он был раскритикован в прессе как не сыгравший существенной роли в антирелигиозной пропаганде.

А с 1925 года началась плановая борьба с религией и с православными праздниками, результатом которой стала окончательная отмена Рождества в 1929 году. День Рождества превратился в обычный рабочий день. Вместе с Рождеством отменялась и ёлка, уже прочно сросшаяся с ним. Ёлка, против которой когда-то выступала православная церковь, теперь стала называться «поповским» обычаем.

В школах в порядке борьбы с Рождеством и ёлкой на Новый год стали проводить «антирождественские вечера», на которых инсценировали высмеивающие попов и церковь пьески, пели антирелигиозные сатирические куплеты, вроде «Динь-бом, динь-бом, больше в церковь не пойдём». Перестали устраивать ёлки и в детских садах.

И всё же полностью искоренить полюбившийся обычай так и не удалось: ёлка «ушла в подполье». Как вспоминает писательница И. Токмакова, в семьях, верных дореволюционным традициям, ее продолжали устраивать. Делали это с большой осторожностью. Ёлкой обычно обеспечивал дворник, который перед Рождеством выезжал за город в лес с огромным мешком, срубал дерево, перерубал его пополам и запихивал в мешок. Дома он накладывал на шершавый ствол лубки, и ёлка «делалась опять целенькой и стройной».

«Конец неправильному осуждению ёлки» был положен на исходе 1935 года. 28 декабря в газете «Правда» появилась небольшая заметка, подписанная кандидатом в члены политбюро ЦК ВКП(б) П. П. Постышевым: «Давайте организуем к новому году детям хорошую ёлку!». Автор в декларативном тоне призывал комсомольцев и пионерработников в срочном порядке устроить под Новый год коллективные ёлки для детей.  Текст полностью. «В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на Новый год своим детям елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями елку и веселящихся вокруг нее детей богатеев. Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то, не иначе как «левые» загибщики ославили это детское развлечение как буржуазную затею. Следует этому неправильному осуждению елки, которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец. Комсомольцы, пионер-работники должны под Новый год устроить коллективные елки для детей. В школах, детских домах, в дворцах пионеров, в детских клубах, в детских кино и театрах — везде должна быть детская елка! Не должно быть ни одного колхоза, где бы правление вместе с комсомольцами не устроило бы накануне Нового года елку для своих ребятишек. Горсоветы, председатели районных исполкомов, сельсоветы, органы народного образования должны помочь устройству советской елки для детей нашей великой социалистической родины. Организации детской новогодней елки наши ребятишки будут только благодарны. Я уверен, что комсомольцы примут в этом деле самое активное участие и искоренят нелепое мнение, что детская елка является буржуазным предрассудком. Итак, давайте организуем веселую встречу Нового года для детей, устроим хорошую советскую елку во всех городах и колхозах!»

«Предложение тов. Постышева» было принято к сведению молниеносно, и 31 декабря на прилавках магазинов, согласно сообщениям в прессе, уже появился «расширенный ассортимент ёлочных украшений». Кафе, рестораны и крупные заводские столовые вновь готовились к организации ёлок в своих помещениях.

Так, в течение четырёх дней (включая день опубликования статьи Постышева) был возрождён дореволюционный праздничный обычай.

Сам Постышев был арестован и расстрелян в 1938 году.

С тех пор устройство новогодних ёлок для детей сотрудников учреждений и промышленных предприятий становится обязательным. Еловое дерево — необходимая принадлежность не только советского праздника Нового года, но и советской жизни вообще.

Связь ёлки с Рождеством была предана забвению. Рождественское дерево превратилось в атрибут государственного праздника Нового года, одного из трёх (наряду с Октябрём и Первомаем) главных советских праздников. Восьмиконечную Вифлеемскую звезду на верхушке «рождественского дерева» теперь заменила пятиконечная — такая же, как на кремлёвских башнях.

В годы Великой Отечественной войны празднование Нового Года продолжилось, несмотря на все трудности и лишения.

Мурманск, 1944 г.

Ленинград, 1942 г.

Ленинградский фронт, 1942 г.

Прошло ещё несколько лет, и 1 января 1947 года снова стало «красным днём календаря», то есть нерабочим.

С тех Новый Год является главным праздником страны.

По материалам книги: Е. Душечкина. «Русская елка: история, мифология, литература».