Если на площадке он сразу лишался этой привилегии, то в жизни его можно и нужно было жалеть и помогать ему. 

Его существование вне профессии и окружающих его людей в этой профессии было невероятно опасно. Юра был абсолютно обнажен перед любой бытовой ситуацией: починить кран или взять билет на автобус или на поезд - это мгновенно превращалось в какую-то проблему. Если он приходил и ему давали, это было очень хорошо, а если ему нужно было что-то преодолеть, он сразу: "Ну я не знаю, как быть вообще", звонил мне там или Саше.

Он не умел за себя бороться. Не умел выбивать в месткоме путевки и квартиры... Когда он меня о чем-то спрашивал, я давал совет, помогал, где можно...

С. Трофимов (личный психотерапевт):

- «Классические депрессии» Юру настигали редко: считанные разы за шестнадцать лет общения. Но склонность к депрессии у него постоянно присутствовала. То есть, если малейшая какая-то неудача или малейший какой-то конфликт, он сразу впадал в уныние, как ребенок. И его, как ребенка, погладишь, подскажешь ему, он успокоится. И всё, уже радостный. Не я, так кто-то другой. У Юры были такие запасные варианты – Андрей Мартынов, Елена Соловей, Никита Михалков.

Он был склонен к сомнениям, к самобичеванию, особенно если в его жизни что-то не получалось. Невероятная ранимость. Причем он всегда искал подтверждения правильности своих выводов, умозаключений в отношении и ролей, и людей. Помню, он часто, бывало, звонил Никите Михалкову и просил его подтверждения, что он одаренный актер.

На это я ему говорил:

– Юр, глупо спрашивать об этом, если ты принят везде.

– Нет, мне нужно подтверждение, чтобы он сказал. Я все-таки сомневаюсь. Может быть, просто вы мои друзья, поэтому вы мне льстите, а сам я ничего не стою…

Ю. Богатырев (из дневника):

<...> В первом номере журнала "Смена" есть интервью с Михалковым, где он хорошо говорит обо мне. На вопрос, с кем из актеров ему легче работать, он сказал: с Богатыревым. Сказал еще несколько приятных слов, от которых можно растаять.

Если бы Юра понимал свое значение, я думаю, он был бы более защищен. Я думаю, поэтому ему так важно было находиться все время рядом с людьми, которые занимаются тем, что он любит делать - это мог быть Саша Адабашьян как художник, или я как режиссер, партнеры какие-то. Хотя, думаю, с нами ему было проще, потому что с партнерами все-таки взыгрывает определенное соперничество, ревность. Но я ни разу не слышал от него, чтобы он сказал про кого-то, что он плохо играет.

***

Он воспринимал каждое движение своего существования только через призму какого-то актерского состояния. Он был создан для того, чтобы быть на людях, хотя тяготился больших компаний, не мог существовать без "зеркала", зрителей. 

(С С. Юрским)

В. Поглазов:

— Юра такой живой, нормальный, безумно жаждавший жизни, игры. Учились на одном курсе, три года прожили вместе на Манежной, в общежитии театра “Современник”.

Кто к нему только не прорывался! Строители, инженеры, связисты, железнодорожники. Паломничество! И для каждого рисовал. Просто так или на день рождения. У меня собака была — он нарисовал портрет собаки с сигаретой. Сам-то он — то бросит, то закурит, то бросит… Или его знаменитое “тук-тук-тук” в мою комнату (жену мою звали Наташей): “Наташ, это я, Юра Богатырев, лауреат премии Ленинского комсомола”.

В. Максимов:

- Я бывал в общежитии "Современника", мы приходили к нашему педагогу. В соседней комнате жил Юрий Георгиевич. Он ходил по коммунальной квартире, выходя из своей комнаты в длинном халате барском, с чайником вышагивал в сторону кухни... А мы уже знали, кто это - только вышла картина "Свой среди чужих". И он так, с чувством собственного достоинства, заигрывая, с нами общался.

А. Адабашьян:

- Он не мог быть никем другим, кроме как актером. Он актерствовал всегда, но это была не работа на публику с конкретной прикладной или прагматической целью - чего-то достичь, поиметь какую-то выгоду... Это была форма его существования.

Ему просто нужно было разрядить свой актерский аппарат. Бродившие в нем несыгранные, неконкретные, недовоплощенные герои мучили его - их надо было выплеснуть. Вот он и доигрывал самого себя. Но всё время разного. То он скромный, несчастный, то, наоборот, наглый, уверенный в себе, то сверхрациональный, то - эдакий сумасшедший безумец не от мира сего...

И это было совершенно очаровательно и органично, потому что в этом не было никакой корысти и желания этим чего бы то ни было от нас добиться.

***

Юра понимал, что то, что он делает, ему нравится, и значит, должно нравиться другим. Он не мог посмотреть на себя со стороны абсолютно, не понимал, что плохо сыграл. Он легко мог чем-то увлечься и увести совершенно не туда, и пускать его в свободное плавание в профессии было опасно.

Конечно, уровень драматургии или режиссуры бывает разный, и если Юра играл плохо, то в таком фильме или спектакле плохо играли все, потому что ему никто не помог как режиссер. Даже настоящие, большие актеры, которые могут очень много сами, все равно им необходим со стороны глаз, который будет направлять их, создавая ансамбль, соотношение между ними и другими актерами.

***

Юра сам по себе был трагической фигурой. Это не было связано с тем, у кого он снимался или что он играл. Он никогда не был удовлетворен. Я думаю, у него были непростые отношения с самим собой и окружающим миром.

Это не мешало ему быть очаровательным абсолютно - он привыкал к людям очень, у меня жил на даче, у Саши Адабашьяна - причем никогда не был приживалом, а принимал форму существования в том или ином доме и становился частью этой жизни.

(В гостях у Владимира Меньшова)

А. Адабашьян:

- В годы студенчества Юра не имел права на общежитие, потому что у него была подмосковная прописка. Дорога домой занимала полтора часа, а репетиции иногда заканчивались в час ночи. А на следующий день – репетиция в десять…

Конечно, все это было неправильно. Я знал, что он уже в течение полутора лет жил у Кости Райкина. И кстати, чувствовал страшное неудобство. Костя его не выгонял, нет. Но Юра был человеком чрезвычайно щепетильным, и это ощущение себя как нахлебника для него было невыносимо. Тем более родители Кости стали чаще бывать дома.

Однажды я пригласил его остаться ночевать в нашей квартире на Новом Арбате, и он у нас как-то очень легко прижился. Тогда еще были живы мои родители. Он с ними быстро нашел общий язык.

Я помню, что Юра никогда не приходил домой с пустыми руками, обязательно что-то принесет – хоть калорийную булочку. А потом придумал себе, что обожает мыть посуду. 

На съемочной площадке Юру ждали всегда. Шептались: «Идет, идет…» Когда он приходил – сразу занимал огромное количество места. Такой необъятный шар вкатывался.

В. Мережко:

- Я с ним познакомился на картине "Родня" - большой, рыхловатый, полноватый Юра приехал в Днепропетровск, друг Михалкова, любимец Адабашьяна, всей группы...

От него исходил жар, он был такой толстоногий, пухлогубый. Вот приходил такой молодой человек - ему все время хотелось двигаться, танцевать, смеяться, острить... 

Для него невероятно важно было, чтобы его любили, чтобы его хвалили. После дубля, хорошо сыгранного, он так ждал, чтобы ему сказали: "Юра, потрясающе".

Он мог ревновать, если с кем-то ты работаешь, как ему кажется, больше, чем с ним. Бывало, что в наших работах для него не было роли, и для него это воспринималось как предательство, он ничего не мог с собой поделать.

Например, мы уже настолько сблизились, настолько уже не могли друг без друга существовать в творчестве, что на "Рабе любви" я предложил: "Юра! Там тебе играть совершенно, абсолютно нечего. Но пускай твой образ будет все время с нами- некий мифический возлюбленный Ольги Вознесенской на обложке журналов. Пусть он все время фигурирует в картине.

И он согласился присутствовать в фильме как фотоартист... Но он просто физически страдал от того, что там он как бы есть, и как бы его нет: ему становилось плохо, он расстраивался, у него болела голова, могла подняться температура.

***

Ю. Богатырев:

- Рад, что мне всегда некогда. Если артист постоянно занят, значит, он нужен. Только иногда меня беспокоит: как бы при своей занятости не пропустил что-то важное, не стал работать формально, механически.

Двадцать лет я работаю в театрах. И когда сегодня выхожу на сцену театра, где в зале сидит 1400 человек, — каждый раз чувствую, что от волнения у меня начинает болеть буквально все. Сразу вспоминаю свою любимую актрису Фаину Георгиевну Раневскую, которая однажды призналась, что перед выходом на сцену всегда умирала со страха, но стоило ей только переступить порог, как волнение моментально проходило.

Со мной - аналогичная ситуация. Мне бывает безумно страшно. Конечно, через какое-то время беру себя в руки и работаю. Тогда появляется полная свобода; мне кажется, что я могу почти летать, еще чуть-чуть — и оторвусь от сцены.

("Тартюф")

У меня много «домашней работы»: обдумываю роли не только на сценической или съемочной площадке, но и дома, на улице, везде. Если человек относится к своему труду серьезно, то он живет этим постоянно. Думает о работе все время. Я даже ночью, когда не спится, повторяю фразы, монологи из спектаклей или фильмов. Уж сколько лет прошло со времен съемок картины «Свой среди чужих, чужой среди своих», а вдруг начинаю думать о роли, вспоминаю целые сцены - как их надо было бы сыграть...

В. Максимов:

- Я видел его на улице Горького, поздно вечером. Шёл такой весь задумчивый после спектакля, - он отдавался, конечно, целиком и полностью любой работе и в театре, и в кино, - вот он остывал и наткнулся случайно на дерево и ударился лбом.

***

Т. Догилева:

- Ему профессия заменяла всё. Видимо, его так воспитали, что профессия – главное в жизни. А это неправильно, жизнь сложнее. Может быть, Юра успел бы это понять, если бы так трагически не переживал уход из "героев", период простоя. Это история достаточно драматичная, когда ты переходишь на вторые роли. Из ТАКОГО начала как "Свой среди чужих…" на смешных адвокатов.

Его терзали несбывшиеся мечты. Он страшно переживал, что его не снимает Никита Михалков. Никита Сергеевич, после смерти Богатырёва, сказал, что умер великий русский артист и таких больше нет. Но великого русского артиста, в последних фильмах, он использовал практически в эпизодах.

Он обожал Никиту Михалкова как вот просто светоча и мечтал играть в его фильмах и мечтал о настоящей большой работе именно с ним. Но у Михалкова были другие планы… И для Юры это было каждый раз ударом, обидой, стрессом.

Е. Яковлева:

- Однажды довелось сниматься в кино с Юрием Богатыревым ("Полёт птицы", 1988г.). Дело было в Ленинграде, и, когда мы возвращались обратно, я оказалась с Юрием в одном купе. И до самой Москвы рта не раскрыла. Сидела и слушала. Выяснилось, что рядом со мной был нереализованный, несчастный, сомневающийся человек.

Он говорил, сколько ролей не сыграл, в скольких фильмах не снялся. У него было много режиссеров. Но главным он считал Михалкова. Говорил, что Михалков его больше не снимает, что между ними разорвалась пуповина, их связывающая. Это было как любовь в самом высоком смысле этого слова. Казалось бы — Бо-га-ты-рев. Слава, имя, роли... А с его точки зрения — трагедия.

***

Т. Догилева:

- Депрессии вели к тому, что он терял форму. Потому что в нормальном, рабочем состоянии, чтобы быть "героем", он месяцами сидел на твороге и на зелени. А как только начинал выпивать, то терял контроль над аппетитом. И тут уже начиналось чревоугодие. Тем более что он готовил хорошо.

Ю. Богатырев (из дневника):

<...> В <...> меня ждала художница Бабушкина, которая рисует дружеские шаржи на артистов <...>. Она попросила написать ответ на вопрос, как я себя представляю; я написал: "Я представляю себя в весовой категории до 70 кг; относительно молодым, когда впереди еще маячили роли, которые уже никогда не сыграть, и абсолютно независтливым к людям, имеющим персональные машины и выставки в Манеже".

С. Крючкова:

- Какие-то были мелкие работы, он хотел играть настоящую большую роль. Он мне писал: "Вся надежда на Никиту".

Т. Томницкая (двоюродная сестра):

- Михалков был его любимым режиссером  и самым надежным для него человеком. Даже когда сокрушался, он говорил: "Слава Богу, что есть Никита", хотя последние годы они меньше общались. Но Юра, когда получил сценарий "Сибирского цирюльника", у него в дневнике всплеск радости: буду опять с Никитой, я прочел, не отрываясь" - просто передать не могу. Я знаю, насколько он нежно к нему относился.

(Портрет Михалкова (автор: Ю. Богатырев) )

В. Стихановский:

- Никита был ему как брат. Их тянуло друг к другу. Они прекрасно понимали друг друга. И Юра готов был откликнуться на любое предложение Никиты. Он его просто боготворил – поскольку Никита и дал ему шанс по-настоящему заявить о себе как об актере. Да и Никита его очень любил. Я слышал их разговоры по телефону – так могут разговаривать только друзья.

Ю. Богатырев (из дневника):

<...>Звонил Михалкову, поговорил с Никитой очень мило. Он сказал, что в своем новом сценарии о Грибоедове хочет предложить мне на выбор несколько ролей. Я понимаю, что, наверное, это незначительные роли, но все равно приятно, что мой Крестный отец еще помнит и любит меня. Это редкость в нашем деле.

Ю. Богатырев:

- Мне кажется, что режиссерские работы Никиты Михалкова по-настоящему недооценены. Да, о нем много пишут. Но мало кто отмечает поразительное качество его режиссуры: он удивительно теплый режиссер. Мне стал близок его взгляд на искусство, которое может быть жестким, эксцентричным, каким угодно по форме, но оно обязательно должно рождать добрые и гуманные чувства.

Михалков по своей натуре — художник светлый и жизнелюбивый. Он никогда не занимается морализаторством. Он убежден, что искусство должно рождать только оптимистические чувства. Поэтому в каждом персонаже его фильмов происходит внутреннее движение, движение к очищению, и в самой, казалось бы, безысходной ситуации появляется маленький луч света. Наверное, не случайно он и дочь свою назвал Надеждой..

***

В новом фильме Михалкова «Очи черные» мне выпало счастье играть вместе с выдающимся итальянским актером Марчелло Мастроянни. Это очень милый, доброжелательный, мягкий человек, с грустными и в то же время молодыми глазами. Так вот, Марчелло считает, и справедливо, что главный человек в кино — это режиссер.

Поэтому, что бы ни сказал ему Михалков, какое бы задание ни давал, - тот совершенно безропотно все выполнял. Он ловил каждое слово Никиты, каждый звук его голоса. Но Мастроянни не учел одного обстоятельства. У Михалкова есть редкое качество — он умеет слушать и слышать актера, если тот предлагает ему какие-то дельные вещи. Мне легко работать с Михалковым. Мы понимаем друг друга с полуслова и существуем как бы на одной волне.

После съёмок мы уезжали из Костромы вместе с актрисой Л. Кузнецовой (я сыграл в картине небольшую роль предводителя дворянства, а Лариса — бессловесную роль моей жены), и в тот момент у нас было невероятно тоскливое, грустное настроение — мы оба понимали: неизвестно, когда ещё повторится этот праздник творчества, который умеет создавать Михалков...

***

В последнее время его жизни мы не очень часто виделись: он был поглощен театром, я же в это время писал сценарий "Грибоедова", и мы были как бы совершенно разными планетами... Хотя и не ходили друг к другу в гости каждую неделю, но созванивались. Не теряли контакта, просто он не был таким плотным, как раньше. 

(Письмо Богатыреву от Никиты Михалкова)

22.03.1988 от Р.Х.

Дорогой мой Юрочка! Я тебя от всего сердца поздравляю с тем, что ты стал Народным России.

Понимаю, что не в этих званиях счастье, но все же... Мой замечательный артист, я бы тебе все эти звания давно бы отдал, только бы ты спокойно бы работал и не думал бы о том на что жить завтра. Но это уж она же — Россия наша, матушка: дает все когда уж и не очень нужно.

Слава Богу, что к тебе все это приходит не так уж поздно. Это справедливо по отношению к твоему могучему таланту. Помню тебя и вновь мечтаю испытать счастье от работы с тобой.

Привет и поздравления от Толи, Таси и всех наших.

Обнимаю тебя множество раз,
твой Никита.

К тому же он был очень скрытный человек. Я ничего не знал о его личной жизни и никогда не пытался узнать. Много распространяют слухов о нем, что и как... Честно говоря, мне неинтересно. Мне даже правда неинтересна, если она не такая, какая я бы хотел, чтобы она была про Юру. Я вообще взял себе за правило никогда не интересоваться личной жизнью другого человека: если ему нужно – он тебе скажет, а если не нужно – чего лезть?

Ю. Богатырев:

- Вообще я не умею порхать по жизни и страдаю от многих вещей. От человеческой грубости, бестактности, когда считают, что если ты артист, то уже не принадлежишь себе, и поэтому любой человек может написать в письме все, что о тебе думает (предварительно собрав сплетни), долго звонить в квартиру, понимая, что артист беспомощен. А ведь у актера идет своя, очень сложная жизнь. Артист не имеет даже права заниматься личной жизнью так много, как другие.

***

Мне кажется, что он априори был человеком одиноким, потому что тяготился обязанностями. Он мог жертвовать только от огромного желания и удовольствия, это шло из актерской натуры, которая вся направлена внутрь себя и из себя, но только ради себя. Например, я могу представить себе Юру с авоськой, который бежит по просьбе жены купить хлеба, но не могу представить себе Юру, который не захотел, а его заставили идти. 

(Из книги Бобровой)

"Мама очень расстраивалась, что сын никак не женится. И часто его наставляла:

– Юра, женись, я бы спокойно жила!

Он утешал:

– Если бы я знал, что у меня будет такая семья, как у тебя с папой, – ни секунды бы не раздумывал! Ну, на ком жениться, мама? Все пьют, курят… Или я захочу порисовать, а она скажет: "Ложись спать!"

С. Трофимов (личный психотерапевт):

- Семья? Он был слишком рационален для этого. Говорил, что у него на семью времени нет. При этом очень любил детей, нянькался с ними. Кажется, у его сестры Риты был ребенок, и он удивительно нежно к этому ребенку относился. Как и к детям своих друзей. Я не могу сказать, что ему не хотелось иметь своих детей. Но он рационально думал, что не вытянет это. Что это будет ему мешать. Вот дружба – это другое.

(Юрий Богатырев в семье замполита санатория (гастроли МХАТа в Германии) )

Он обожал Елену Соловей, Светлану Крючкову, Екатерину Райкину, наконец, признанную красавицу Анастасию Вертинскую. И завидовал "по-белому" её тогдашнему супругу Никите Михалкову. К тому же он очень любил их сына Степана, который почти всегда встречал её с гастролей.

- Я мечтал бы иметь такого сына, - как-то признался матери.
Однажды Михалков даже пошутил:
- Юра, женись на моей Насте. Ты ведь так Степку любишь!

А. Вертинская:

- Стёпа был у меня такой перекидной: когда я спектакль играла, он был за кулисами или с Юрой Богатыревым, или приходила "няня" - Антон Табаков.

(Стас Садальский и Степа в коридоре "Современника")

Кстати, ему очень нравилась и другая михалковская жена – Таня.

Татьяна Васильевна Богатырева вспоминает, как сын восторгался:

– На такой хоть завтра женился бы! И завел бы хоть четверых детей! Я таких хороших женщин еще не видел! Умница! Красавица! Все в себе носит, никогда мужу замечания не сделает…

А маме больше всех нравилась его однокурсница Наталья Гундарева. Она советовала:

– Юра! Женись на Наташе! Мне так она нравится!

А он всерьез отвечал:

– Опоздал. Уже вышла замуж. А потом… Характер крутой: как что не по ней – так и вышибет из дома.

***

Еще в Щукинском училище Богатырев познакомился с Надей Целиковской – младшей сводной сестрой знаменитой актрисы, будущим искусствоведом. Они стали встречаться.

– Но Надя поставила Юре свои условия – бросить сниматься, – говорит Татьяна Васильевна Богатырева.

Такой жесткий ультиматум ему не подошел.

– Тогда нам с тобой не по пути. На что же мы будем жить? На копейки?

К тому же своеобразная внешность Нади весьма поразила ленинградских родственников, когда Юра привез невесту знакомить с родней.

– Один из них, капитан первого ранга, говорит мне по секрету: "Мы не верим, что Юра на ней женится, – вспоминает Татьяна Васильевна. – Он что, с ума сошел – ведь ее из-за носа не видно!" Но Юра очень уважал Надю и всегда стоял за нее горой.

Их отношения развивались, несмотря ни на что. Надя стала писать о Богатыреве, изучать его творчество. Но "жених" все же не выполнил основного "условия" – не бросил кино. Они расстались. Тем не менее впоследствии Богатырев всегда помогал Целиковской – поддерживал, когда умерла ее мать, ухаживал, когда она тяжело болела…"

С. Бегбуди:

- Он интересовался женщинами, это я абсолютно точно говорю. Например, у него над кроватью висел портрет Аринбасаровой. Он мне указал на этот портрет и говорит: "Но вот, к сожалению..." Он не договорил. 

!!! Пост постоянно обрезается, поэтому конец статьи будет в дополнении к статье !!!