Продолжаем серию)

RS: Кто из твоих родственников больше всех тебя любил? К кому ты относился лучше всех?
Эминем: Наверное, тетя Эдна и дядя Чарлз, мои родственники со стороны отца. Они жили в штате Миссури и очень много для меня значили. Оба уже умерли. Они постоянно играли со мной, когда я был ребенком, забирали меня на выходные к себе, водили в школу, покупали мне игрушки, разрешали мне смотреть телевизор до ночи. Я подстригал им газоны возле дома, за что мне давали пять долларов.

RS: Тебе разрешали встречаться с отцом?
Эминем: Они говорили мне: «Не знаем, что рассказывала о папе твоя мама, но поверь нам, он классный парень». Этот «классный парень» часто звонил им, когда я был в гостях. Я сидел, рисовал или смотрел телевизор. Ему ничего не стоило позвать меня к трубке. У моего папани было много шансов поговорить со мной. Он не воспользовался ни одним. Отца как такового в моей жизни не было, хотя у матери было много мужиков. Некоторые из них мне не нравились, некоторые оказывались нормальными ребятами. Они приходили и уходили. Отца моего младшего брата я практически был готов называть своим отцом. Он жил с матерью около пяти лет, играл с нами в пятнашки, водил в боулинг, в общем, делал то, что делают отцы.

RS: Когда ты играешь с Хейли, ты разговариваешь с ней как с взрослым человеком?
Эминем: Да, и я хочу, чтобы у нее, как и у всей моей семьи — племянницы и моего младшего брата, было все, чего бы им хотелось. Я должен быть с ними. У меня есть права на полную опеку племянницы и оформлена частичная опека Хейли. Вы же знаете, что произошло между мной и моей бывшей супругой. Когда она сидела в тюрьме, а потом скрывалась от полиции, мне ничего другого не оставалось, как занять ее место. Я все время проводил с Хейли, кстати, и моя племянница
со стороны Ким с самого рождения тоже стала частью моей семьи. Она все время проводила у нас дома. Объяснять все происходящее детям было самым сложным делом в моей жизни. Я не мог допустить, чтобы ребенок чувствовал себя причастным к происходящему. Я придерживался такой линии: «У мамы проблемы, она болеет, но она тебя очень любит. Пока ей не станет лучше, ты будешь с папой. Я всегда с тобой»

RS: Твой младший брат живет с тобой?
Эминем: Я видел, как у него постоянно менялись приемные родители. Моего брата забрали от матери, когда ему было восемь или девять лет. Мне было двадцать три. Я тогда дал себе слово, что, как только у меня появятся деньги, возьму его к себе. Я пытался добиться прав на полную опеку, когда мне было двадцать, но тогда у меня не было средств, я едва бы мог содержать его. Я постоянно ездил к нему в приют. Он выглядел полностью потерянным, едва понимая, что с ним происходит. В итоге он прошел через все то, через что прошел в свое время и я. У меня уже была работа и машина, но мы с Ким постоянно переезжали, еле-еле сводя концы с концами. Потом у Ким появилась племянница, автоматически став и моей племянницей. Было невозможно наблюдать, как она живет. И я вновь пообещал себе: «Заработаю денег, прекращу всю эту фигню». Видите, я сдержал свое слово.

RS: Голос твоей дочки звучит в песнях, к примеру в «My Dad’s Gone Crazy» с альбома «The Eminem Show». Она слышала эти песни?
Эминем: С «My Dad’s Gone Crazy» была такая история. Когда я зашиваюсь на работе, я беру туда с собой детей. Представьте: мы с Dr.Dre сидим в студии, а Хейли носится по аппаратной и кричит: «Помогите мне! Мой папа сошел с ума!»
Вот так все и получилось. Мы взяли ритмическую сетку, записанную днем ранее. Я привел Хейли в студию и попросил сказать это еще раз в микрофон. И у нее все сразу получилось, сразу видно — папина дочка. Но я не уверен, что хочу, чтобы она участвовала в записи других песен. Не стоит делать из нее поп-звезду. Пусть сама решает, кем она будет.

RS: Ты ходишь в школу на родительские собрания?
Эминем: Угу. Если в школе проходит какое-нибудь мероприятие, я обязательно прихожу, даже если дико занят. Смешно, когда учителя объясняют одноклассникам моей дочки: «Сегодня придет папа Хейли. Его зовут мистер Мэтерс, а не Эминем». В прошлом году я приходил в школу на классные чтения. Прочитал им вслух две книги.

RS: Майкл Джексон назвал клип на песню «Just Lose It», в котором ты пародируешь его, «унижающим достоинство и жестоким». Ты не любишь Джексона?
Эминем: В клипе не было ничего такого, чего бы не делал Майкл. Там все снято с его слов. Маленькие мальчики прыгают на кровати — так они ведь просто прыгают, ничего больше. А люди видят то, что хотят увидеть. И вообще, это не Майкл Джексон, а я в роли Майкла Джексона. Я изучаю его пластику, представляю себя на его месте. Не имею ничего против него. Когда вышел «Thriller», я просто балдел от этого диска. Чувак тогда был лучшим, но сейчас он зашел слишком далеко.

RS: В альбоме «Encore» есть две абсолютно разные песни, посвященные твоей бывшей супруге Ким. В «Puke» ты поешь о ней с ненавистью. В «Crazy In Love»
ты говоришь, что «не можешь жить без нее».
Эминем: Мое отношение к ней — это смесь любви и ненависти, ведь я говорю о женщине, которая была со мной большую часть моей жизни. Когда мы встретились, ей было тринадцать лет, а мне — пятнадцать.

RS: Расскажи про ваше знакомство.
Эминем: Я познакомился с ней дома у моего друга. Его сестра дружила
с Ким. В тот день ее отпустили домой из детского дома. Я стоял на журнальном столе, задрав рубашку, пародируя LL Cool J. Я обернулся и увидел ее в дверях. Подруга дала Ким сигарету. Ей было тринадцать, но выглядела она старше. Ей можно было с легкостью дать шестнадцать или семнадцать лет. Я спросил сестру своего приятеля: «Йо! Кто эта цыпа?» Так и началась наша история. Сейчас я постоянно задаю себе вопрос, встречу ли я когда-нибудь человека, с которым будет так же хорошо, как с ней.

RS: В прошлом году была найдена запись, которую ты сделал в шестнадцать лет. На ней ты сказал слово «ниггер». О чем была песня?
Эминем: Ну, маялись всякой фигней раньше. Я приходил и читал все, что
в голову взбредет, чем глупее, тем лучше. Темой песни стала история о том, что я порвал отношения с одной черной девицей. У меня есть песня под названием
«Yellow Brick Road», там все объясняется от начала до конца. А кассеты постоянно терялись. Я никогда их не берег. Очевидно, что кто-то случайно нашел пленку.
Я был жутко зол на самого себя. Тогда я уже принес свои публичные извинения. Не могу же я постоянно просить прощения за какую-то чушь, сказанную в шестнадцать лет.

RS: Среди твоих сверстников слово «ниггер» употреблялось как черными, так и белыми подростками и не имело расистского оттенка. Но даже сейчас ты стараешься не употреблять его.
Эминем: Мне некомфортно от этого слова. Я не умею правильно его произносить.

RS: На сленге слова «ниггер» и «пи*ор» сходны по некоторым значениям.
Эминем: Никогда не думал об этом. В детстве оба слова звучали на каждом углу. Но если ты называл кого-то пи*ором, это не означало, что этот человек обязательно должен был быть гомосексуалистом. Оно означало «ты, блин, урод!».
Думаю, все зависит от того, хочешь ли ты унизить собеседника или нет.

RS: Ты стал вести трезвый образ жизни. Это повлияло как-нибудь на твою музыку?
Эминем: Не особо. Я чувствую, что занимаюсь своим делом с не меньшей
страстью. Я раньше экспериментировал с разными наркотиками, и когда я пару раз наелся грибов или кислоты или покурил травки, все стали считать, что я постоянно торчу. Помню, ко мне подходили подростки и спрашивали: «Эй, Shady! Я знаю, ты сейчас снова грибов наелся!»

RS: Ты слушал The Beastie Boys, когда был подростком? После их пластинок ты захотел заниматься хип-хопом?
Эминем: Скорее, после дисков The X-Clan. Я был влюблен в их первый альбом «To the East, Backwards». Эти парни называли белых людей «белыми медведями». Даже столь агрессивные рэперы, как Public Enemy, никогда не позволяли себе такого. А The X-Clan пели: «Ты — белый, рэп не для тебя, это наша музыка» или «Как могут белые медведи качаться на лианах, как гориллы?» Для меня это было пощечиной. Типа, ты любишь эту музыку, покупаешь диски этого музыканта, чем поддерживаешь его, ты живешь этим. И кто он такой, чтобы говорить, что ты не можешь этим заниматься? Почему мне можно покупать эту музыку, но нельзя делать ее самому? Наверное, вопрос был в их гордости. Помню, я со своим другом, одетые в одинаковые спортивные костюмы Nike, с обесцвеченными волосами, пошли гулять в черный район. Как там над нами издевались! Мы убежали оттуда.
Помню черного парня, который скакал передо мной и кричал: «Да, чувачок! А что ты знаешь о хип-хопе, белый чувачок?!» Пока я был ребенком, то просто лепетал в ответ: «Слушайте, я люблю эту культуру. Это мое». Я научился давать отпор
только к семнадцати-восемнадцати годам. А в девятнадцать достиг в этом совершенства.

RS: Я вижу много общего между тобой и Мадонной в самом начале ее карьеры. Вы оба придерживаетесь концепции, что «если я заставлю кого-нибудь ненавидеть меня, то те люди, которые меня любят, будут любить меня еще больше».
Эминем: Точно. Невозможно угодить всем. Представь, сколько разных людей живет на нашей планете. Помню, когда вышел фильм «Восьмая миля» («8 Mile»), я внезапно оказался хорошим парнем. Для меня это было немного странно:
«Ко мне подходили пожилые люди и говорили, что любят мою музыку, что я открыл для них хип-хоп».

RS: Какие у тебя с Ким сейчас отношения?
Эминем: Нейтральные.

RS: Романтика закончилась?
Эминем: И следа не осталось. Мы просто уважаем друг друга. Я никогда не скажу Хейли: «Твоя мама не права», хотя моя мать говорила кое-что и похуже о своих дружках, которые мне нравились. Мы просто воспитываем детей. Сейчас Ким не с нами, но я надеюсь, она приведет свою жизнь в порядок. Прежде всего это нужно детям.