Под видом интервьюера отправили психотерапевта Андрея Курпатова к Нике Белоцерковской — нашему издателю, автору кулинарных бестселлеров, основательнице гастрономической школы, другу фонда «Ночлежка», фотографу с 680 тысячами подписчиков в инстаграме, самой остроумной пифии современности — и довольны!

Ника, взять интервью у друга, которого любишь и к которому относишься с большой нежностью, — задание не из простых. Но мы познакомились благодаря «Собака.ru», поэтому спрошу сразу: как появился этот безумный экзот на наших топких берегах?

«Собака.ru», как и все в городе Санкт-Петербурге, возникла от злоупотребления алкогольными напитками. Тогда я еще активно употребляла, и, помню, мы страшно напились: я, Белкин и Борисов. Анатолий Павлович — легендарный художник, Миша Борисов — культовый журналист. И между нами случился момент, не побоюсь этого слова, духовного единения. Было решено: пусть мы все такие разные, но нам дико интересно друг с другом. А раз у нас такая невероятная синергия, надо срочно объединиться в едином порыве. И я сказала: «А давайте сделаем журнал!»

Чем вы занимались в 1999 году?

У меня было крупнейшее агентство по региональным продажам рекламы на ОРТ — так назывался тогда Первый канал. Это было очень смешно, потому что изначально тираж журнала был микроскопический, но все свободное время Первого и других региональных телеканалов я забивала рекламой «Собаки». Журнал «Собака.ru» знали все, но никто его не видел.

К тому моменту, когда ОРТ у нас забрали, бренд «Собака.ru» уже был сформирован. Миша Борисов не выдержал и с нами распрощался. Белкин остался, но через несколько лет тоже решил, что медиабизнес — это бесперспективно, и предложил мне купить его долю, о чем, я думаю, до сих пор страшно жалеет. Потому что тогда это стоило копейки, совершенно несравнимо с тем, сколько сейчас стоят и журнал, и бренд «Собака.ru».

Как придумали уникальную концепцию журнала — человеческую, городскую, модную, но, скорее, антиглянцевую?

Очень не хотелось походить на глянцевую прессу — в то время был самый ее расцвет. И потом, мы же из Петербурга, а Петербург и глянец — понятия несовместимые: надо было делать что-то свое, ниша «культурного города» была не занята, а редакция у нас все-таки собралась интеллектуальная. Герои журнала были самые разные, в глянце такой замес вообще невозможно представить до сих пор, — «Собака.ru» давали интервью и богема, и интеллигенция, и светские, и андеграундные, и серьезный бизнес, и городские фрики. Даже модные фотосессии мы снимали не с моделями, а со знаковыми петербургскими персонажами — тогда так вообще никто не делал. И традицию невообразимого микса героев и фэшн-съемок без моделей, но с замечательными людьми редакция поддерживает до сих пор.

И я бесконечно благодарна Белкину, что он привлек Льва Яковлевича Лурье, который придумал «Квартальный надзиратель» — архитектурно-историческое приложение к «Собака.ru». Читатели собирали этот гид по кварталам Петербурга в коллекцию. Думаю, надо издать все выпуски книжкой. Как и все … (выдающиеся. — Прим. ред.) модные съемки, которые мы сделали за двадцать лет и за которые нам писали письма с миллионом спасибо и герои, и головные офисы фэшн-брендов: Рената Литвинова с осьминогом на голове, Аглая Тарасова и Саша Гудков в колготках и в кружеве, красотка Юлия Матвиенко блуждает по заброшенным зданиям советского модернизма.

Через пять лет после того, как мы запустились, серьезное маркетинговое агентство сделало исследование, и мы совершенно обалдели: главным брендом Петербурга оказался журнал «Собака.ru», а на втором месте — пиво «Балтика».

«Собака.ru» открывается во множестве городов России. Сейчас уже 21 город, правильно? И вроде бы чисто питерский журнал…

Мы придумали формат глокал — абсолютно актуальный для любого города. И по сути, считаю, опередили с этим глокалом время. Редакция — и в журнале, и на сайте — пишет о глобальных явлениях на примере локальных событий и персонажей — экология, урбанистика, рэп, новые движения в моде и в гастрономии. Главный редактор Янка Милорадовская и ее команда очень хорошо считывают самое главное и актуальное. А во всех городах России к «федеральному» контенту, который делает наша команда в Петербурге, добавляются полосы с локальными персонажами и событиями.

Об этом и главная премия «Собака.ru» — «ТОП 50. Самые знаменитые люди Петербурга»?

Да, «ТОП 50» возникла абсолютно естественным образом, потому что в городе Петербурге не было ни одной приличной премии. То есть вообще не было никаких премий, называющих людей, которые действительно являются знаковыми для Петербурга и заслужили, наверное, чтобы об их достижениях знали. В этом году мы отменили голосование за номинантов премии — навсегда. Теперь среди лауреатов больше никто ни с кем не соревнуется и «ТОП 50» — это праздник без веселых стартов!

Мы с вами были на последнем вручении премии — в «Севкабеле». Там творилось что-то невообразимое!

По данным счетчика на металлоискателе, на нецеремонию «ТОП 50» пришло 1800 человек!

Какое на вас произвела впечатление публика?

Помните, мы обсуждали, чем отличается Москва от Петербурга? В Москве, если вы идете на тусовку композиторов, там будут композиторы и спонсоры. Если вы идете на тусовку художников — будут художники. Если идете на какую-нибудь благотворительную тусовку, ждите встречи с женщинами в тридцати каратах. А в Петербурге на «ТОП 50» — невероятное разнообразие видов: известные фотографы, дизайнеры писатели, художники, бизнесмены, андеграундные поэты, рэперы, актриса Аглая Тарасова с бабушкой и дедушкой, директор Кировского завода, артистка Кошкина и очень нарядная молодежь будто только с Burning Man.

Кстати, это невообразимая редкость, что петербуржцы куда-то приходят нарядными — даже Филармонии и Мариинскому везет меньше, чем «ТОП 50». Петербуржцы, спасибо!

Когда я еще работал в «Красном квадрате» (этот медиахолдинг производит телевизионный контент — в том числе для Первого канала. — Прим.ред.), я знал вас как лицо петербургской богемы, светскую львицу, владелицу легендарной «Собака.ru». И тут вдруг мне говорят, что, если делать кулинарное шоу для Первого канала, только с вами. А дальше…

А дальше я, наверное, стала тогда единственной, кто отказал Первому каналу с формулировкой «что за волшебная палочка, которая превращает всех в лохов». Тут я извинюсь! Дело было так. Я предложила вашей команде снимать программу о гастрономических путешествиях, но мне ответили, что такой формат в России не катит и нам необходима студия. Тогда я отказалась, на что мне сказали: «Ну хорошо, давайте делать гид по путешествиям, но мы вам в программу интегрируем любимцев нашего канала». Я согласилась с условием, что это должны быть интересные для меня персонажи. И мы договорились, по-моему, на Шнурова, Любовь Успенскую, еще кого-то. А вскоре мне позвонили и говорят: «К вам вылетают Ангелина Вовк и Елена Проклова». Я даже не знала, кто это. Открыла Интернет, заорала и решила, что нет, этого не будет никогда.

В общем, мы вас попытались подружить с нашей аудиторией…

…Но если ко мне летят птеродактили, моя взлетно-посадочная закрыта. На самом деле история в другом: я просто ненавижу камеру, и камера ко мне взаимна. Я испытываю нечеловеческие страдания при съемках. И зачем мне эти муки, я тогда совершенно не понимала. Я так и сказала вашему редактору: «Ну слушай, давай будем честны. Что мне это даст? Я появлюсь на обложке газеты „Жизнь“ с подписью „Страшная трагедия семьи Белоцерковских“? Меня будут узнавать в электричках? Или принесет невероятные деньги? Лучше я буду делать то, что мне действительно нравится, чем страдать и смотреть на себя на экране, как я дергаю головой и припрыгиваю».

Трансфер из издателя в автора кулинарных книг — как это произошло? С чего вообще все началось?

С «Живого журнала». Я вошла туда мощно, со скандалом — как и надо входить во все социальные сети, потому что ничто не может сделать тебя здесь более популярным, чем скандал. Когда Антон Красовский, мой крестный отец в социальных сетях, совершенно по делу, а поэтому очень обидно отругал запуск журнала «Собака.ru» в Москве и обозвал меня «степфордской женой», я не выдержала и написала гневный пост «Кедики и …» о том, что я обо всем этом думаю, где я их видела — в курточках Буратино, что кроме кедиков у них на самом деле ничего нет. В общем, злость и яд! (Смеется.) А потом надо было это как-то нивелировать — в жизни же, вы знаете, я совершенно не скандальна…

Это правда.

И я начала публиковать рецепты. Но меня тут же стало страшно троллить мощное кулинарное сообщество, которое обитало в ЖЖ. Они не знали, что я спортсмен и что обижать меня нельзя: чем больше обижаешь, тем больше я набираю. Ровно через четыре месяца я написала свою первую книжку, и Саша Мамут предложил мне ее издать. Его издательство испуганно напечатало 15 тысяч экземпляров, которые были раскуплены за сутки. С тех пор «Рецептыши» — моя любимая книга, она издана тиражом суммарно чуть ли не 200 тысяч экземпляров. И она не перестала быть актуальной: судя по «Инстаграму», формат несложных пошаговых рецептов наиболее востребован.

Потом я как-то ездила с подружкой по Провансу в поисках каких-то антикварных раритетов и придумала, что надо делать гастрономические школы. Бывший муж — он такой рациональный очень — стал меня, как обычно, отговаривать: «У тебя ничего не получится, ничего не выйдет». Тогда мы сделали стоимость курса в школе пять тысяч долларов — специально, это были очень большие деньги тогда, и я решила набрать только десять человек. За первые три часа пришло шестьсот писем.

Шестьсот?! Сейчас, впрочем, не многое изменилось!

Да, только стало в два раза дороже, а писем в два раза меньше. Но мне нравится, потому что теперь я смогу более качественно все сделать.

Гастрономические школы — это же не просто про еду? Это на самом деле что-то большее?

Вы можете научиться делать абсолютно все, просто открыв чудесные обучающие программы в YouTube. И этих каналов столько, что можно сойти с ума. А я — торговец счастьем. Ведь, действительно, это не просто школа. Это невероятные места, фантастические продукты, эмоции, знакомства и истории, которыми я щедро делюсь. Мы учимся не только готовить, но и чувствовать вкус. Не только фотографировать, но и видеть: «Посмотрите, как это красиво, а вот это же невероятно, а сравните это с этим». В школу едут за каким-то моим отношением к жизни, углом зрения — значит, что-то я такое, видимо, людям транслирую, что нужно и что востребовано.

И что такое вы им транслируете?

Я все-таки не хочу говорить слово «счастье»! Наверное, это витальность, жизнелюбие, какой-то другой взгляд на мир, красоту. И отсутствие страха. Вчера у меня брали интервью на тему тайм-менеджмента и прокрастинации, и журналист рассказала мне, что 90 % людей ничего не делают, даже не приступают к действию, потому что боятся осуждения. И тут я с ужасом поняла, что у меня эта опция вообще отсутствует. Чтобы я боялась какого-то осуждения? Мне кажется, наоборот.

Кажется, вы собственным примером психотерапируете курсисток — вы ведь еще научили тысячи людей не бояться подойти к плите.

Можно сколько угодно снобить, что кто-то не умеет готовить куриный бульон, но базовые и простые рецепты — это то, что людям действительно нужно. Вы сами были много раз свидетелем, когда ко мне подходят и говорят: «Спасибо, Ника, я научилась готовить по вашим рецептам — и у меня все впервые получается!» Это прямо так круто! Такое удивительное чувство: я существую! Я полезная! А раз я полезная, я действительно существую!

Ваш инстаграм — это невероятные фотографии: натюрморты, пейзажи, свет-свет, цвет-цвет, тень-тень. И вы сами понимаете, что хорошо умеете все это делать. Но сказать, чтобы вы этим гордились? Нет. А чем бы вы гордились, занимаясь фотографией?

Ну слушайте, я бы гордилась, если бы я была военным фотографом. Но я, к сожалению, уже не подхожу по возрасту. Мне кажется, военные репортажники — абсолютные боги. Это смесь ужаса, красоты, смелости, это выше человеческих возможностей. А все, что выше человеческих возможностей, — это для меня предмет гордости. Мой инстаграм не выше человеческих возможностей, поэтому… Чем там гордиться?

Можно сказать, что вас ворожит что-то такое, что всегда на грани?

Подождите, что такое вообще фотография? Фотография — это или свет, или сюжет. А гениальная фотография — это и свет, и сюжет. Знаете, я человек, который хорошо рисует. И у меня есть очень смешной критерий в музеях, особенно современного искусства, — в мою силу и не в мою силу. То, что не в мою силу, для меня ценно. А что в мою — не имеет для меня вообще никакой художественной ценности.

Как вы себя чувствуете, когда вас называют блогером?

Ну я обижаюсь, конечно. Сейчас блогер — это как, знаете, говорят: любой человек, пришедший на свадьбу с фотоаппаратом, уже свадебный фотограф. Вот я назову вас блогером — вы обидитесь?

Я буду негодовать.

Ну вот — то же самое.

Тогда что такое ваш инстаграм?

По профессии я мультипликатор, училась у Норштейна. И меня совершенно не смущает то, что я искажаю реальность — я обожаю обрабатывать изображения. Поэтому инстаграм для меня — это длинный мультфильм, такой комикс, на самом деле. Помните, мы с вами обсуждали — американские ученые создали программу, которая определяет депрессию по фото в инстаграме? Так вот, если исходить из всех критериев, которые они учли, я самый счастливый человек на свете, потому что все они у меня отсутствуют. Все, что публикую в инстаграме, даже если я в самом чудовищном состоянии, все равно будет «магнитом на холодильник».

Насколько ваш инстаграм вас отражает?

Он отражает мою педантичность, отражает мой перфекционизм. И вот у меня была такая история, когда я только начала заниматься фотографией. Мы шли с компанией по набережной мимо кованой ограды со сложным рисунком. И вдруг я оцепенела — потому что увидела нечто совершенно фантастической красоты: сочетание цвета, света, теней, всего… И с ужасом поняла: из восьми человек это вижу только я. А у меня просто дыхание спирало, меня рвало, как мартышку… И это невозможно объяснить, и невозможно заставить других этим любоваться — тут ты абсолютно бессилен.

А что не отражает ваш инстаграм?

Слушайте, ну я в нем никогда не ною. У меня очень жесткая гигиена в социальных сетях насчет личной жизни. Я ненавижу любые вычурные эмоциональные, которые зачастую даже хуже физиологических, проявления людей в соцсетях. В этом есть какая-то нечистоплотность и нелюбимая мною эгоцентричность.

В инстаграме мы видим ваших друзей: Лену Крыгину, Глеба Голубина (музыкант PHARAOH. — Прим. ред.), Евгения Чичваркина, Курпатов там иногда появляется, Маша Адоньева. Что для вас дружба?

Ой, для меня дружба — это… Слушайте, мы с вами это тысячу раз обсуждали: для нас самое главное — быть понятыми и принятыми. Я очень любопытная и, наверное, за это получаю какую-то такую, черт знает, благодарность, что ли. Для меня дружба — это какая-то настоящая любовь. Просто без физического влечения. Вот я вам рассказала про эти восемь человек, с которыми я не могла разделить свой восторг. Мои друзья — люди, с которыми я могу этот восторг разделить. И они могут разделить со мной то, что не понимают другие. Это очень важно.

Редакция просила меня уточнить у вас про Матильду Шнурову.

Передайте дорогой редакции следующее: невозможно расстаться с тем, кто тебя принимает и кого ты понимаешь. Это как предавать самого себя. Вырвать кусок из души. Пафосно. Но правда.

Переходим к дружбе с мужчинами. Мужчины вообще что за существа?

Честно?

Как с доктором.

Ну слушайте, как вы знаете, богатый мир мужчин я начала открывать лет пять назад.

Так, а до этого что было?

В браке мне было не до этого. Я не могла их открывать по-настоящему. (Смеется.) И с некоторым удивлением я обнаружила, что все разные.

То есть формулировка «все козлы» не подходит?

«Все бабы — дуры, все мужики — козлы» — это, конечно же, аксиома. Ее надо принимать как базу, а потом уже этих всех козлов классифицировать как-то.

Ну и какие ваши любимые типы парнокопытных?

Умные, красивые, … (примерно любвеобильные. — Прим. ред.). Вообще, я считаю, что идеальный союз для женщины — наличие в ее жизни всех трех типов. Обязательно должен быть умный — вот вы у меня умный. Вы и Александр Глебович — это раз. А еще у меня есть красивый — это два.

На этом я предлагаю прекратить детализацию, если вы позволите, — не будем нарушать границы формата интервью. Давайте продолжим говорить про ум. У вас есть невероятные, очень тонкие, на мой взгляд, формулировки: например, «фонетическая одаренность»…

Ну вот у меня, например, фонетический роман с Чичваркиным. В этом смысле у нас с ним абсолютная совместимость, и дружба эта для меня совершенно драгоценна. Потому что, когда мы встречаемся, — это непрерывный хохот, и я потом еще пару дней хожу и улыбаюсь. Он ценит мои шутки — для меня это важно. Я ценю его невероятную фонетическую тонкость, слух к языку.

А вот, например, художник Федор Павлов-Андреевич?

Ой, Федя — огромный, многослойный. Мне нравится в нем сочетание несочетаемого. И вообще, он для меня совершенный человек из будущего — хотя бы потому что бисексуал.

Я понял: фонетическая одаренность, объем, ум — все это вас невероятно восхищает. А что вообще такое ум?

Ум — это глубина, образованность и, конечно, багаж знаний. Меня абсолютно восхищают энциклопедисты — они умеют структурировать, что почти не способны делать женщины. И это то, что меня завораживает в вас. Я моментально, мгновенно теряю интерес, если мужчина глупый. И важно: в первую очередь ум — это понимание последствий своих поступков. А это очень редко встречается.

Как вы относитесь к тому, что в Сети вас постоянно назначают богиней стиля?

Ну, с юмором. Слушайте, у меня, как у любого, наверное, творческого человека, обязательно присутствует такой синдром самозванца. Мне кажется, что я как-то всех очень удачно обманула.

Взялись бы прививать чувство прекрасного профессионально?

Не возьмусь! Понимаете, это приходит с насмотренностью, конечно же. Тогда люди более чувствительны к красоте, и естественным образом они просто не могут существовать в образе, который их делает некрасивыми.

Как-то мне позвонила директор отдела моды «Собака.ru» Ксения Гощицкая и предложила принять участие в съемке декабрьского номера «Best Dressed в Петербурге». Я попробовал отказаться: «Где я и где мода?» Но Ксения оскорбилась: «Андрей Владимирович, а при чем здесь вообще мода? Петербург — это прежде всего смыслы, и в одежде — не в последнюю очередь». У меня не было варианта не согласиться. А какие смыслы вы вкладываете в одежду?

Ну, я очень смешно ее классифицирую. У меня есть … одежда (наряды куртизанок. — Прим. ред.) — это Москва. Неочевидная дороговизна, которая придает еще больший шик, — это Франция. А Лондон — это «с …» (с придурью. — Прим. ред.).

А Петербург?

А Петербург — такие «кикиморы на карнавале», мне кажется. Это или люди в серо-черном, или люди в кислотных цветах. Так влияет на нашу одежду отсутствие витамина D.

Для чего каждый из этих городов предназначен в вашей жизни?

Мой французский дом — это абсолютное любование. Москва — забой. Петербург — необходимая для творчества контрастная тоска с Францией. Она усиливает это любование и просто необходима.

Недавно я шлялась по музею и пыталась для себя сформулировать, что такое пошлость в современном искусстве, — что оказалось не так просто на самом деле. С реалистичным классическим изображением понятнее: котята в корзинке с кислотными пятнами — конечно, это пошло. А вот применительно к современному искусству? Думаю, пошлость — мертвое, которое пытается изображать живое. В этом смысле Петербург — абсолютная эссенция непошлости в архитектуре. Каждый раз восхищаюсь: это мертвое, которое живое.

*вся одежда, аксессуары и украшения на Нике предоставлены модным домом Dior*

Источник: Собака.ru