Сначала немного об этом предпринимателе: Герман Львович Стерлигов (18 октября 1966, Загорск, Московская область) — российский политический и общественный деятель, предприниматель, один из первых в России мультимиллионеров. Организовал в 1990 году первую в стране товарную биржу под названием «Алиса», преобразованную в 1993 году в холдинговую компанию «Алиса» с 84 дочерними компаниями в России и за рубежом (Нью-Йорк, Лондон). В 2004 году оставил свой бизнес и вместе с семьёй уехал из Москвы, правительством Московской области ему было выделено 37 гектаров в одном из населённых пунктов Можайского района Московской области, занялся сельским хозяйством и животноводством. С конца 2008 вновь вернулся к делам, организовав в Москве Антикризисный расчётно-товарный центр и став его генеральным директором. Активы центра в 2009 году были арестованы. Женат, пятеро детей. Перлы Стерлингова: Считает, что на нём лежит грех, ибо «не убил ни одного врача-абортолога». Говорит, что женщина, которая хочет сделать аборт, должна быть «подвержена максимальным мукам». Автор фразы «когда говорят о колдуне или враче-абортологе, то грех его не убить» (тут можно почитать это интервью) Упоминал, что при постройке дома нанимал гастарбайтеров и отбирал у них паспорта. Считает, что Лев Николаевич Толстой — «идиот и безбожник», а русская классическая литература — это «дерьмо, которое довело нас до катастрофы и до разложения». Считает, что «только дебил, который не любит своего ребенка, отдаёт его в школу»

__________________________________________________________________________ Сошествие во ад: колумнистки GQ навестили помещика Германа Стерлигова. Мрачная кавалькада из двух автомобилей – джип Cadillac и Audi – оба черные, въезжает в окрестности города Можайска. Миновав очень красивую старую церковь и несколько косых деревень, машины уходят на грунтовку. Audi задраивает люк – водитель недоволен запахом из колхозных коровников. Но вскоре и коровники исчезают. Вокруг остаются лишь голые березы с осинами, заросли борщевика, сухая глина под колесами и серая пыль. Дрянному пути не видно конца – но он есть. Конец – это трое вооруженных мужчин с бородами и старый, белый, очень грязный внедорожник. Поначалу кажется, что бородатые люди просто перегородили дорогу, но это не так. Никакой дороги дальше нет. Есть серая яма, серая стена леса и серое небо – туманное, неожиданно высокое, отвесно застывшее над головами, ветвями, стволами деревьев и автоматов Калашникова.

Здравствуйте, гостьи дорогие. Выходите‑ка – чеширская улыбка, обрамленная клочной бородой, повисает за стеклом машины, – и тем, кто внутри, становится не по себе. Потому что бледные апрельские (интервью вышло в июньском номере, но брали его в апреле) лучики освещают классический дебют в жанре trash horror: две нарядные девочки отправились за букетиком борщевика в весенний лесок, и там им встретился странный лесник – в очках «велосипед», с мешочком золота на поясе и обрезом ТОЗ-106. – Дальше дороги нет. Пересаживайтесь-ка ко мне, – ласково поет за бортом «кадиллака» лесной царь, в унылом мире реальности более известный как Герман Стерлигов, эсквайр и овцевод. – Да и штаны снимите. Нельзя у меня в штанах-то. 10:00. Дорога на хутор Германа Стерлигова Для визита на хутор к отшельнику, восемь лет как покинувшему мир рассудка, мы предусмотрели два варианта костюма: 1) «народ-богоносец light»; 2) буколический макабр. Тщательно подобранные наряды не были гламурной блажью: мы получили серьезную директиву из офиса г-на Стерлигова: «Форма одежды: юбка ниже колен, руки закрыты, сапоги, голова убрана, никаких украшений». Едва увидев героя в головном уборе типа «малахай» и с глазами, сияющими кристальным безумием, мы поняли, что необходим дресс-код «Б» – «ад и хард». Спустя 10 минут девичьего копошения и хихиканий в «кадиллаке» перед Германом Стерлиговым предстали дурашливые пейзанки – в сарафанах, платках, кожаных перчатках до локтя и, прости Господи, венках из немудрящих полевых цветов по 150 евро за экземпляр. Лично я давала нам секунд 15 – прежде чем г-н Стерлигов достанет ссаный веник – или чем там у них на хуторе принято изгонять бесов в обличье глумливых колумнисток из GQ. Но я недооценила отшельника. – Ведь это надо же, как одежда преображает женщину! – искренне возрадовался Герман. – Это ж хоть сейчас к нам в доярки! – Меня коровы не любят, – мрачно заявила голодная и невыспавшаяся Собчак. – Это ничаво... – сказал то ли наш хозяин, то ли мой полусонный разум. Старый джип подбросило на колдобине, я открыла глаза и увидела стену леса, людей и лошадей. Оказалось, что дальше дороги нет. А есть в буквальном смысле река говна – топкой, взрытой бульдозерами, вонючей грязи, по которой до хутора чесать пешком 2 км. Но наш хозяин был истинным джентльменом. – Ксении, кто из вас на лошади умеет? На лошади из нас не умел никто. Мой опыт ограничивался романтической прогулкой на мерине в городе Суздаль, дочь интеллигентных родителей Собчак могла похвастаться малахольным пони на Дворцовой площади. – Ну что встали, трусишки, – словно сирена Одиссея увещевал нас Герман Львович, – смотрите, какого я вам жеребца привел! Вороной, породистый! Недавно моему конюху полчерепа снес, красавец! – Умер? – вежливо спросили мы. – Конюх-то? Да нет, жив – в нейрохирургию свезли. Ну что, кто на жеребце поскачет? Никогда еще предложение поскакать на жеребце не вызывало у известных всей стране гедонисток такого свинцового уныния. – Мы, пожалуй, пешком... – Ха! Королевы гламура, называется! Ну тогда сдавайте мобильники – у меня зона, свободная от бесовской связи. Очень тревожный бородатый человек опустил в бездонную телогрейку наши айфон и «вертушку». Г-н Стерлигов вскочил на вороного жеребца и исчез в серой стене леса. За ним исчезли и мы. 11:00. Лесок под Можайском. Сердце говна «Вот же сука в ботах!» – эти совершенно не­­позволительные слова в адрес любимой подруги готовы были сорваться с моего языка. А все потому, что ушлая Собчак под разве­систой крестьянской юбкой имела литые резиновые сапоги. На мне были кожаные ботфорты выше колена, которые я сочла практичной обувью. Подвела, как обычно, гордыня – до поездки к Стерлигову я считала себя искушенным знатоком родины, тем более что проехала эту родину дважды от Москвы до Владивостока. Правда, один раз на джипе Audi Q7, а другой – в правительственном салон-вагоне. Не ­удивительно, что у меня создалось впечатление, будто родина – это такое очень большое, мягкое место, по которому удобно передвигаться в белых кроссовках, ну или на худой конец в эротичных ботфортах без каблуков. Туберкулезный лесок под Можайском сбил эту гламурную спесь.

В говно провалилась Ксения Собчак. Сначала я думала, что моя склонная к буффонаде коллега шутит. Но оказалось, что все серьезно – брендовый резиновый сапог медленно погружался в топкую жижу.

«Бляяяяя!» – дико заорали обе колумнистки. Я схватила Собчак за руку, и нечеловеческим усилием мы вызволили сапог из говна. За процессом царственно наблюдал Герман Стерлигов с высоты жеребца. – Лошадь – лучшее средство для преодоления грязевых препятствий, – назидательно сообщил он. – Этого могут не понимать только глупые женщины из так называемой элиты. Поняв, что помощи не будет, а будет только хуже и надо выживать любой ценой, Собчак преобразилась. Спина ее как-то правильно сгорбилась, лицо приобрело заискивающе-умильное выражение, и противно-льстивым голосом обладательница нежно-голубого Bentley затянула: – Уж такова наша женская доля, вы, Герман Львович, – на коне, а мы – в говне...

Всадник одобрительно пригладил бороду. 12:00. Хутор Германа Стерлигова После 2 км по омерзительной болотине мы с подругой восприняли бы с энтузиазмом что угодно – даже если бы жилище отшельника оказалось адским котлом, из-под которого вырываются языки очистительного пламени. Но никакого пламени не было – хуторок представлял собой набор серых изб. В избах топились печки – темные струи дыма были хорошо видны в сереньком воздухе. В куче грязи играли дети, в соседней куче топталась гигантских размеров свинья. За домом мелькнула тень – я разглядела золотую сережку и белый платочек. – С женой полаялся, – сообщил ­хозяин. – Из-за вас. Тут из-за дома показалась еще одна женская фигура – в длинной юбке и сизом ватнике. Девушка подошла к нам и улыбнулась. – Пелагея, дочь. Изобразив что-то вроде книксена, Пелагея развернулась и уверенно зашагала к плетню. Мы завороженно уставились ей вслед – поперек девичьей спины висел «калашников».

– Она на кабана в одиночку ходит, – пояснил гордый отец. – А недавно лося застрелила. Прямо в глаз! Пойдемте-ка в избу. Дежурный вопрос о разрешении на «калашников» девочки Полли повис в воздухе – как абрис убиенного лося или печной дымок. Интерьер избы превзошел самые смелые ожидания. Гордыня вашего автора – в который раз! – была посрамлена. Я полагала, что после вечеринки в деревне Пьянково Курганской области антисанитарией меня удивить нельзя. Оказалось, нет предела совершенству. Посреди низкой деревянной избы стояла русская печь из красного кирпича с просторной лежанкой. Вокруг размещались топчаны, покрытые запредельно грязной ветошью. В углу был стол, на нем – кастрюли, сальные миски и бутыль с красной жидкостью. – Ох, пресвятая богородица, и зачем я только линзы надела! – продолжала клясть свою женскую долю Собчак. – Садитесь за стол. Сейчас щи будем есть, – пригласил гостеприимный хозяин. Герман Стерлигов поставил перед нами синие миски со щами, а мы перед ним – цифровой диктофон. С позволения уважаемых читателей я не буду указывать, кто из участниц экспедиции – Соколова или Собчак – формулировал те или иные вопросы. Склоненные над щами в вонючей избе, в своих нелепых опереточных костюмах, мы образовали единый и неделимый оплот здравого смысла, двуглавый, как державный орел или сиамские близнецы.

13:00. Изба Герман, вы эпилируете подмышки? Что?! Оʼкей. Изменим формулировку. Вы являетесь «председателем Общества любителей древней письменности»? Да. Ваш офис находится в Доме Пашкова? Да. Это Румянцевский музей. Помещение принадлежит Библиотеке им. Ленина. Это одно из самых престижных мест в центре Москвы. Как вам удалось получить этот офис? Господь управил. Мы слышали, вы не посещаете церковь. Я – православный человек. Но в церковь не хожу. Церковь – это бесовский дом. Лжепат­риарх Кирилл – еретик и пес смердящий. Почему?! Он искажает вероучение. Он декларирует, что спасающая благодать есть в разных ­конфессиях. А она есть только в право­славии. Как же вы пришли к этой мысли? Я восемь лет читаю Священное Писание. Там все сказано. Как сюда попал, так и читаю. А как вы сюда попали? Всем, что я сейчас имею, всему тому хорошему и настоящему, к чему я пришел, я обязан Славе Суркову. Вот как?! Я искренне благодарен этому человеку. Безо всякого подкола. Он изменил мою жизнь от ужасной к замечательной. Он показал мне возможность, как можно жить по-человечески. В 2004 году я стал кандидатом в президенты. Но Сурков снял меня с дистанции. За что? Когда Сурков еще работал у Ходорковского директором по связям с общественностью банка «МЕНАТЕП», я кое в чем перешел ему дорогу. А Слава обиделся, он злопамятный. И вот – спустя почти 10 лет отомстил. На свою президентскую кампанию я потратил все деньги и много назанимал. Надо было отдавать. Я оказался фактически разорен. Тогда я продал все, что у меня было, включая дом в Жуковке. Взял беременную жену, дочь и палатку – и мы переехали сюда. С этого места – поподробнее. Как отреагировала на сообщение о переезде ваша жена? Конечно, ей это не понравилось. Но она моя жена. К тому же деваться ей было некуда. Но есть родители, друзья... Я – ее муж. Она сделала так, как я сказал. Но ведь то, что вы предложили, звучало чудовищно – для женщины, которая мно­го лет прожила на Рублевке, ни в чем себе не отказывала, останавливалась в лучших отелях мира. Она могла отсудить у вас детей. Объявить вас сумасшедшим. Почему сумасшедшим? А кто расклеивал лозунги «Вы поместитесь в наши гробики без диеты и аэробики»?! А, было дело... Это шутка была – мы с братом прикалывались. Дали рекламу, что делаем гробы для российской диаспоры в Австралии. Нам тогда звонили бесконечно – гробы хотели купить. Я тогда понял, насколько далеки от психической нормы большинство моих соотечественников.

В отличие, видимо, от вас, Герман, оплота здравомыслия. Почему вы выбрали это место? Потому что отсюда происходят мои предки. Я взял у приятеля японский фургон, погрузил вещи, и мы приехали. Я увидел дуб и разбил палатку – армейскую, мы в таких жили, когда я в армии в Монголии служил. В рекордно короткие сроки был построен дом «под ключ». Этот? Нет, не этот. Тот дом сожгли. После поджога нам опять пришлось жить в палатке. Я прожил здесь четыре года безвылазно. Без ­электричества и любых других удобств. К чему было сложнее всего привыкнуть? К сортиру на улице. Расскажите про ваш быт. Вы моетесь? Да. Хозяйственным мылом. Гели, шампуни, дезодоранты используете? Нет. Еще чего. Что я, баба, что ли?! Зубы чистите? За восемь лет – ни разу. Это вредно. Портится эмаль. У меня всегда – еще в той жизни – очень плохие зубы были. Что я только не делал! А теперь пергу жую – это такое вещество, которым пчелы соты запечатывают. Экологически чистое. И с зубами все нормально. Вот понюхайте, пахнет от меня? Нет. Это сказала Ксения Собчак. И в этот момент на ее груди засиял виртуальный орден Мужества. Скажите, Герман, а как ваша жена все это переносит? Моя жена говорит, если бы ей предложили, или мы тебя расстреляем, или будешь жить опять на Рублевке, она сказала бы: стреляйте! А ей не хочется просто хорошо выглядеть? Как Ольга Слуцкер, например. Посещать лучшие салоны красоты, спа, детокс... Ей не хочется. Это вы за нее решили. А на хрена бабе нужен муж-чмошник, ­которого жена не слушается?! Понятно. Ваша жена – кремень. А вы? Вас не посещают соблазны? Вы ездите за ­границу, видите девушек молодых... Соблазны есть постоянно. У меня секретари красавицы. Я держу только красивых девчонок. Это стиль фирмы. Стиль работы. Герман, вот мы беседуем с вами и не можем понять: почему вы выбрали такой радикальный путь? Почему нельзя было остаться в Москве, снять квартиру в хрущевке, начать все с нуля? Или на худой конец дом с лампочкой и септиком построить? Я не хотел с нуля, надоело. Я давно хотел все бросить и жить в лесу. Но не мог. Много раз в жизни я сидел на кухне, выпивал – и думал, как же отсюда вырваться? Желание вырваться есть не только у людей, которые разоряются, но и у преуспевающих, просто вырваться невозможно. Столько всяких цепочек, ниточек, кандалов, что легче из тюрьмы сбежать. И как вы это порвали? Слава Сурков порвал. Дай Бог ему здоровья. Эта земля вам принадлежит? Нет. То есть это самозахват? А если вас выгонят? Да кому нужно нас отсюда выгонять? Земля в России никому не нужна! А если выгонят, на другое место перейдем.

На что живет ваша семья? Я продаю баранов. У меня остались богатые друзья, они покупают моих овец. Вы занимаетесь бизнесом. Мы слышали, ваша компания «Антикризисный расчетно-товарный центр» признана банкротом. Банкротом?! Эти убогие так решили. Я создал благотворительный бизнес для всего мира. Глобальную систему расчетов, альтернативную банковской. Я хочу отменить банковскую систему, у меня не получилось за прошлый год. Сейчас мы систему перестраиваем. Я переехал на Лубянку, мы там открыли офис по продаже золота. Мне ФСФР отказала в лицензии на золото. Я хотел биржу сделать, через биржу с тыла зайти. С тыла мне не дали. Где вы взяли на все это деньги? Деньги у меня были в одном месте закопаны под дубом, но не под этим. Я не мог до тех денег добраться шесть лет. Это около 15 миллионов евро. В золоте. Вы закопали деньги, после того как разорились после президентских выборов? Да. Я просто долго не мог до них добраться. А когда добрались, не потратили ни копейки на улучшение бытовых условий? При чем тут быт?! Я же сказал – я создал мировую платежную систему. Я хотел изменить глобальные правила игры. Как? Альтернатива банкам, новая расчетная система. Физические расчеты золотом с использованием интернета – это очень удобно. Чем же? Есть пластиковые карты. Их можно в любую минуту вырубить – по разным причинам, начиная от уголовного дела против держателя. Вы можете спросить любого следователя. Сколько лет пользуемся картами, не вырубали ни разу. Сажают или убивают, как правило, вообще один-два раза в жизни. Золотые слова! А у вас сейчас есть золото? У меня всегда есть золото. Из замшевого мешочка Герман Стерлигов высыпал на стол несколько крупных золотых монет. «Половина, треть, четверть тройской унции» – гласили надписи. А что значит Anticrisis Settlement Centre? Это моя структура. «Международная резервная система». Эта cистема существует, просто она не нужна никому. И не будет нужна, пока не будет дефолта доллара или евро. А он будет? Разумеется! И вот тогда моя система станет единственной альтернативой хаосу, в который погрузится ваш мир.

Желание спасти мир у вас не менее стойкое, чем идея о вредности зубной щетки. Скажите, что бы вы изменили в России, если бы все же стали президентом? Если бы я стал президентом, у вас двоих точно были бы проблемы. Какие? Вы всегда выглядели бы так же хорошо, как сейчас. Первый закон, который бы я ­издал, – указ о безусловном запрете абортов со смертной казнью для врача. То есть смертную казнь вы бы ввели? И кого бы стали казнить? Ворожей. Колдуний, экстрасенсов всяких. Зачем?! В Священном Писании сказано: не оставь ворожей в живых, это заповедь Божья. Грех – не убить колдунью. Отлично. Кого еще? Еще :)асов! Апостол Павел писал: «Да будет кровь их на главе их». Помните Содом и Гоморру? Там проблема с педерастией была. Милостивый Господь, у которого все нормально с терпимостью, сжег дотла напалмом два города – и детей, и взрослых. Эти люди осуждены, они сами себя осудили. Кого еще убьем? По Священному Писанию – все. Чем я умнее Бога? Я с Богом спорить не буду. Хорошо. С нравственной доктриной определились. Вернемся к вашей законотворческой деятельности. Итак, вторая минута президентства? Начало программы расселения мегаполисов. Это означает предоставление всем, кто теряет работу в городе, возможность завести собственное хозяйство, то есть выделение земли безо всякого оформления. Как у вас? Да. Нужно, чтобы оформление заключалось в одной подписи в амбарной книге. Кредиты для этого не нужны. Я своим рабочим бесплатно даю лопаты. Я же не даю им лопаты в кредит, это идиотизм. Жителям страны надо давать средства производства, чтобы они работали. А людям пытаются всучить их в кредит – землю, технику, стройматериалы. Это останавливает жизнь. У вас телевизора, радио нет. В масштабах страны вы это тоже считаете вредным? Отказ от телевидения должен быть добровольным. За это несет ответственность руководитель государства. При том телевидении, которое существует, девочки могут вырасти блудницами, а мальчики – извращенцами. Это очень опасно для детей. Я сейчас за страну не отвечаю. А если бы меня выбрали президентом в 2004 году, с меня бы за них Господь спросил. Дети – точка отсчета. У них не должно быть дурного примера. Дурной пример – все, что противоречит Священному Писанию, то есть богоборчество. Во главу угла нужно ставить не права человека, а права детей. А вам не кажется, что вы поставили в очень трудное положение своих собственных детей? Когда они вырастут, им придется столкнуться с социумом, никаких знаний о котором они не имеют. Они не будут жить в этом социуме, как я не хочу жить в нем. Может быть, у них будет лучше дом, септик, больше овец. У них будут хорошие трактора, машины, оружие. Я забрал их из школы. Но мои дети путешествуют. Если мы проходим море, дети едут на море. Если пустыню, они едут в Эмираты. Но в поездках ваши дети видят совсем другой мир – удобный и красивый. Они, наверное, с наслаждением в ванне плещутся... Они залазят в ванную, балдеют. Все сверкает, зеркала, мебель. Они поохают час, два, день. Через три дня начинается скука. Париж, Лондон... Они сюда возвращаются, у них лошади, стрельба, машины, рабочие, друзья, гости. У них взахлеб все. Кое-какими достижениями прогресса вы пользуетесь? На самолетах летаете? Я не делаю только то, что вредно моим детям. Мы перестали летать в Англию – там поставили рамки, которые раздевают людей. Девочка заходит, она вся голая на глазах у мужиков. Это для православного человека унизительно! Слушайте, а вам не тяжело жить с таким грузом отрицания очевидных вещей? Для меня очевидные вещи – православные истины. Ваши очевидные вещи – это ваш бордельный мир, который вам нравится. Слушайте, не обманывайте себя! Вы ездите в Москву в офис в Доме Пашкова, чеканите монеты, имеете судебные разбирательства, даете интервью на «Эхе Москвы» под брендом «овцевод». Вы тоже живете в этом бордельном мире, только в искусственно созданной, довольно кошмарной резервации, которую к тому же у вас могут отнять в любой момент... У меня и жизнь могут отнять. Это все временно. Не хочу вас обидеть, но в резервации живете вы. Вы живете под камерами, за проволоками, привязанные на мобильную связь. У вас требуют всякие справочки, документики. Вам пишут законы в Думе, и вы их исполняете. Вы – рабы! И тащитесь от этого. А вы тащитесь от говна, в котором живете? Я пробовал ту жизнь и эту, а вы пробовали только ту, – поэтому я могу судить, а вы – нет.

Возможно. Но у нас есть глаза. То, что вы сделали, – действительно попытка стать свободным. Обрести свободу можно, разбогатев, – что вы однажды и сделали. Во многом благодаря фантастическому стечению геополитических и иных обстоятельств. Спустя 10 лет вы сделали попытку повторить трюк и вновь оказаться number one – но она законо­мерным образом провалилась: 90-е, эпоха безумств, овчарки Алисы на логотипе Первого канала, бартера и гробиков – закончилась навсегда. И тогда вы поступили нетривиально: вы обрели власть – покруче кремлевской. Просто получив в безраздельное пользование огромный кусок говна. В своих говнопределах вы царь и бог, вы распоряжаетесь всем – овцами, людьми, даже временем. Вы ни от кого не зависите – потому что вы никому не нужны. Вы устанавливаете законы – и у вас никто не спрашивает разрешение на «калаш», потому что по говну до вас даже ментам не доехать. Вы говорите, ваши мечты сбылись. Но может, есть какая-то заветная мечта, самое сокровенное желание? Я хочу обрести вечную жизнь. А есть вечная жизнь? Если ее нет, на нет и суда нет, а если она есть, вам кирдык, девки. Почему? По кочану. В ад потому что попадете. А вы в рай? Расскажите, как там у вас в раю? Мы, похоже, вряд ли об этом узнаем. Узнаете, узнаете! В священных книгах писано, что когда грешник умирает, то прежде чем отправиться на адские муки, он обязательно видит рай. А вам, дурам, повезло. Вам еще до смерти рай показывают. 14:00. Дорога обратно. Чистилище

Хозяин избы встал и распахнул дверь. За два часа картинка снаружи не изменилась ни на пиксель – дети по-прежнему играли в песке, по-прежнему куда-то удалялась спина Поли­ны, перечеркнутая «калашом». – Послушай, а может, мы правда умерли? – очень тихо спросила Собчак. Живыми или мертвыми – надо было валить. Ни минуты не кол:)сь, я приняла предложение хозяина воспользоваться анг­лийской кобылой – от мысли опять тащить­ся по говну тошнило в буквальном смысле. Моя более осмотрительная подруга предпочла пешую прогулку. Когда брейгелевская кавалькада тронулась в путь, серый дождичек словно по заказу сил зла превратился в ливень. – Волосы хоть прикрой! Замочишь! – обратился к бредущей по говнам Собчак с жеребца Герман Стерлигов. И если бы он тотчас не пустил вороного в галоп, то услышал бы ответ настоящей леди: – Сделавши аборт, по волосам не плачут.

Текст: Ксения Соколова. Фото: Иван Куринной. Источник - журнал GQ