На днях читала на сайте BBC новости, и как это порой бывает, взгляд вдруг зацепился на анонсах различных статей внизу страницы. Заголовок статьи, который я скопировала в этот пост, показался настолько же простым, насколько жутким. Стало любопытно, и я прочла рассказ Элли Райт на одном дыхании... Тема несостоявшегося материнства почти не освещается, при том, что само явление, увы, совсем нередкое. Перевод статьи мой.

"В английском языке нет слова, обозначающего родителя, у которого умер ребенок, как если бы эта тема была слишком болезненна для общества и находилась под запретом. Элли Райт потеряла своего сына Тедди почти сразу после рождения, и сейчас она противостоит негласной идее части общества о том, что человек только тогда может считаться родителем, если его ребенок – жив.

Моему сыну Тедди весной исполнилось бы 3 года, но он так и не вышел со мной из роддома, скончавшись спустя 3 дня после рождения. Когда это случилось, я вдруг обнаружила себя в мире особого материнства, которого я никогда не ожидала.

Я узнала, что жду ребенка в сентябре 2015 года, спустя 10 месяцев с начала попыток забеременеть. Я помню, как ждала мужа, Нико, чтобы рассказать ему об этой новости. Я вложила тест с положительным результатом в его ладони, и когда он его увидел, выражение его лица было сложно описать. Он одновременно сиял и плакал. До этого момента я никогда не думала, что какое-то событие в жизни сможет затмить то счастье, которое мы испытали на нашей свадьбе.

Мы подождали до 12-недельного УЗИ, прежде, чем рассказать об этой новости кому-либо. Мне и самой было сложно поверить в происходящее, пока я не увидела, как мой ребенок шевелится на экране – пинается, извивается, такой весь полный жизни. После УЗИ я подвезла мужа до работы, и вскоре получила от него смс: “Это был лучший понедельник в моей жизни. Хочу, чтобы все понедельники были такими же потрясающими!”

Следующие 6 месяцев прошли очень быстро, и вот на мгновение мне дали подержать моего маленького мальчика в руках. Он молчал и показался мне совсем крошечным.

Вдруг сестра выхватила его из моих рук и унесла. Еще предстояло рождение плаценты, и меня накрыло волной тревоги. Но вот появился Нико, за которым шла улыбающаяcя сестра, она держала в руках нашего сына. Он был укутан в больничные одеяла, и на его голове была голубая шапочка, похожая на шапку рыбака.

Консультант объяснила нам, что у малыша были “кое-какие проблемы в самом начале”, но сейчас он стабилен и дышит. В этой вязаной шапочке он выглядел так, будто вот-вот уйдет в плавание в далекие моря. Не знала тогда я, что скоро мой сын действительно начнет другое путешествие, проведя на Земле всего 74 часа.

Мы решили назвать его Тедди. Полное имя – Эдвард Константин, Константин – в честь нашего любимого залива Константин на северном побережье Корнуолла. Я мечтала о том, как буду наблюдать первые шаги сына в сторону моря на нашем любимом пляже.

Тедди и я спали в ту ночь в специальном отделении для малышей, у которых во время родов были осложнения. Примерно через два с половиной часа меня разбудила сестра. Она трясла меня за плечо и сказала: “Я должна забрать его, он очень холодный”. Когда она подняла Тедди, я увидела как его маленькие ручки безжизненно повисли. 18 минут врачи проводили реанимационные процедуры, и позже мы узнали, что повреждения, которые мозг получил за это время, были необратимы.

Тедди перевели в отделение интенсивной терапии другого госпиталя, собрали консилиум, в котором участвовали врачи из госпиталя на Грейт Ормонд стрит. Все это время мое тело вело себя как тело матери. В день, когда мы узнали, что системы жизнеобеспечения Тедди будут отключены, ко мне пришло молоко. Мать-природа может быть невероятно жестока.

Я не думаю, что смогу когда-нибудь описать то, что я чувствовала, когда узнала, что ничто не поможет Тедди, и он умрет в тот же день. Мне показалось, что в грудной клетке закончился воздух, что меня сбила с ног волна, и неважно, как бы я ни билась, кричала, боролась, я больше никогда не задышу.

Тедди родился 16 мая 2016 года, и умер 19 мая от очень редкого метаболического синдрома, вызванного нарушением обмена 3-метилглутаровой кислоты. Это означало, что все было для него ядовитым, включая сам воздух, которым он дышал с момента рождения. Мое тело поддерживало его в живых, вот почему я смогла встретиться с Тедди на короткий момент, подержать его в руках, почувствовать его запах и тепло его тела на своей коже.

Часы, которые предшествовали нашему прощанию, ощущались так, будто все показывается в замедленной съемке. Мы вытащили его из бокса, в котором он был все время, и положили по очереди с мужем себе на грудь, кожа к коже. Его также подержали бабушки и дедушки, нас сфотографировали втроем – Тедди, Нико и я. Когда пришло время, я ушла в специальную комнату, села на диван, рядом были Нико и моя мама. Сестры перестали закачивать воздух в легкие сына, убрали последние кусочки пластырей с его рта, и передали его нам.

Наконец он был освобожден от всех проводов, связывающих его с мигающими и издающими разные звуки аппаратами. Когда он вздыхал в последний раз, мы прочли ему рассказ “Знаешь, как сильно мы тебя любим?” (из популярной английской книги для детей). Я потеряла счет времени и старалась запомнить каждую деталь его прекрасного личика сердечком, и запомнить то, как мои руки ощущали его вес. Когда он перестал дышать, я не была испугана. Мне хотелось, чтобы он был в безопасности, и знал, как сильно мы его любим. Это ведь то, чего хочет любая мать, не так ли? Забывает про свои чувства, чтобы защитить своего ребенка. Но я думаю, что также я ощущала физически, как разрывается мое сердце, по крайней мере это единственное, что я могу сказать про себя в тот момент.

После его смерти я почувствовала, что онемела – физически и эмоционально. Я помню, что думала: “Такие вещи происходят только с другими людьми”. Я отправила несколько сообщений паре наших друзей и объяснила, что мы вынуждены были попрощаться с Тедди. Я не могла произнести фразу “Он умер”, или “Он мертв”. Прошло несколько месяцев, прежде чем я смогла произнести эти два слова в одном предложении: “Тедди умер”.

Когда мы приехали домой, в коридоре стояла коляска, а в нашей спальне - люлька. Я не могла сделать и шага в ту сторону коридора. Я видела яркий свет в детской комнате, который освещал все то, чего я была теперь лишена в жизни. Жизнь, которую я ждала в течение 9 месяцев, так и не началась.

Телефон в нашем доме и мобильные телефоны, казалось, сорвались с цепи. Самые лучшие сообщения, которые я получила тогда, были очень простыми: “Я всегда рядом, если буду тебе нужна/нужен, и я хочу, чтобы ты знала, что я тебя люблю”. Просто потому, что они не требовали от меня никакого ответа. И я знала, что эти люди подождут, пока я найду в себе силы вернуться в мир и в жизнь.

Через 6 дней после смерти Тедди нам нанесла визит акушерка по гореванию (есть такая профессия в системе здравоохранения в Британии). Готовясь к ее приходу, я заставила себя принять душ, надеть что-то приличное и даже слегка подкраситься. Я встретила ее с улыбкой, громко и энергично предложила ей чашку кофе.

Я думаю, что она поняла это так, как если бы я уже пережила трагедию. Довольно быстро я осознала, что разговор с ней о Тедди не принесет мне никакой пользы. Она даже не потрудилась узнать заранее его имя. Мой сын был лишь очередным ребенком, который так и не вернулся домой из роддома. Сделав усилие над собой, я показала ей наши с ним фотографии, чтобы она узнала, как он выглядел. Но казалось, что она хотела, чтобы вместо всего этого я просто сидела и плакала, но я уже провела так шесть дней, и очень, очень устала от этого. А она хотела, чтобы мы проходили стадия горя по порядку, прописанному в книгах. Я вежливо отказалась от ее будущих посещений.

На этот опыт наложился телефонный звонок от секретаря гинеколога, которая хотела записать меня на прием для обсуждения того, как прошли мои роды. “Мой ребенок родился на прошлой неделе, и он... умер” - это все, что я смогла пробормотать. На том конце провода повисло молчание и прозвучало поспешное извинение. Чуть позже пришло письмо, в котором было написано, что "мы очень сожалеем о таком печальном исходе вашей беременности”. Тедди очевидно был “печальным исходом”, а не человеком, моим сыном.

Мысль о том, что я увижу кого-то и буду с кем-то общаться, вызывала тошноту, и я не выходила из дома еще шесть недель, изредка видясь с семьей и парой очень близких друзей. Однако, я решила встретиться с одной женщиной, которая была со мной на курсах йоги для будущих мам, и чей ребенок родился в том же госпитале, что и Тедди, только на день позже.

Мы пошли выпить кофе, и я познакомилась с ее милым, красивым малышом. Конечно, я почувствовала приступ зависти, но постаралась тут же блокировать его - я не хотела быть таким человеком. Она была очень доброй и очень терпеливой в те моменты, когда мы обсуждали наши первые недели – очень разные истории двух мам, у которых родились первенцы. Я много плакала, но из-за всех сил старалась держаться, чтобы не быть одной сплошной негативной эмоцией.

“Ну и когда ты выходишь на работу?” внезапно спросила она. Ровно тогда, когда я почувствовала, что говорю с человеком, который способен меня понять, я обнаружила, что это не так. Мы еще немного поболтали о том, о сем и попрощались. Больше мы не общались, хотя я встретила ее одним жарким августовским днем примерно полтора месяца спустя, гуляя с собакой в парке.

Она покачивала ребенка, стоя в группе таких же счастливых мам со своими младенцами. Я глубоко вздохнула и заставила себя подойти к ним с намерением поздороваться, понимая, что сейчас сбудется мой самый страшный сон о встрече с мамами и их новорожденными. Но как только она меня увидела, то тут же повернулась спиной, встав лицом к группе. “Это та самая Элли, о которой я вам рассказывала”, сказала она своим знакомым, когда ей показалось, что я отошла от них на безопасное расстояние.

Я чувствовала, что их глаза прожигают мою спину. Я ощущала себя, как если бы меня взяли и без особых церемоний выставили из клуба Мамочек. Ты не можешь сидеть с нами, ведь твой ребенок умер. Я плакала всю дорогу домой.

Потом я нашла именно тех друзей, которые мне были нужны, но до встречи с ними я об этом не знала. Совершенно случайно я увидела пост в Инстаграм Мишель, матери, потерявшей ребенка. Ее дочь Орла, родилась мертвой в мае. Читая ее посты, я узнала, что как и я, она меняла свои привычные маршруты, избегая мам с колясками и беременных женщин, стала носить большие солнцезащитные очки, чтобы люди не видели льющихся слез, и тогда я подумала “Слава Богу, я не одна такая.”

Мы обменялись сообщениями с выражением солидарности, и она рассказала, что она и несколько других таких же мам завели группу в WhatsApp для поддержки друг друга – все они совсем недавно потеряли своих детей.

Это был немного похоже на свидание вслепую участников группы анти-молодые родители, и это было классно. Мишель сказала, как зовут других мам в группе, дала адреса их страниц в Инстаграм.

Мне хотелось узнать, кто стоит за этими именами, какие истории, как зовут их детей. Группа называлась “Женщины-воины”, и именно эти мамы спасли меня в самые черные дни моей жизни. Там были Джесс и Натали: их сын родился мертвым в январе; Эйми, чья дочь Феба умерла в тот месяц при родах; Эмма, ее дочь Флоренс умерла тоже при родах в январе. Сэм, ее сын родился мертвым в ноябре предыдущего года.

Джесс, Нат, Мишель, Эйми, Эмма, Сэм и Элли. Женщины-воины. Так я нашла свой трайб.

Группе сейчас больше двух лет, мы называем наших детей “Банда”, помним их дни рождения, если кто-то из нас бывает на пляже то, рисуем имена наших детей на песке.

Мне приносит облегчение писать имя Тедди. Сперва я писала ему письма в дневнике, потом писала везде, где могу – на запотевшем стекле, песке, чтобы хоть как-то почувствовать близость с ним. Когда умер Тедди я стала той мамой, которая должна выжить несмотря на то, что я никогда не услышу его смех, и у меня никогда не будет его “первых” (достижений).

Я просто писала и писала его имя, задумываясь, а как бы он делал это, когда бы пришло время. Каким был бы его почерк – похож на мой, круглый с завитушками, или как у его папы, с буквами, похожими на мелких паучков?

С приближением Рождества я стала думать, как включить имя сына в открытки. Мне это было очень нужно. Я решила, что нарисую над нашими именами маленькую звездочку, и в нее впишу букву Т. Так я и стала делать, и продолжаю по сей день. Всегда, когда я подписываю открытку, я вписываю эту буковку, и чувствую гордость от того, что Тедди присутствует в истории нашей семьи. Я не хочу, чтобы это когда-нибудь изменилось.

У некоторых из членов нашей группы в WhatsApp родились дети. Они наполнили жизни других мам надеждой, ожиданием. Но эти беременности, конечно же, протекали в тревоге и волнениях. А как иначе, когда твой первый ребенок умер. Женщины-воины понимают это, и мы не начинаем тут же поздравлять, когда кто-то говорит о наступившей беременности. И, конечно, никогда не поздравляем с тем, что кто-то впервые стал матерью после рождения малыша, ведь это не так.

Есть что-то такое страшное в том, что умирает твой ребенок, что в социуме для обозначения этого даже нет слова. Если умирает супруг, то ты – вдова, если умирают родители, ты – сирота. Смерть ребенка нарушает естественный ход жизни, и это слишком мучительно, чтобы даже задумываться об этом.

Но где тогда все те родители, вроде меня и Нико, мамы и папы умерших детей? Кто члены моей группы Whatsapp? Вокруг нас тысячи и тысячи горюющих родителей, но мир не стремится признать или понять их.

Когда люди спрашивают меня, есть ли у меня дети, я всегда думаю, говорить или нет, что мой сын умер. Я переживаю, что они почувствуют себя некомфортно. Порой люди говорят вещи вроде “Не переживай, когда-нибудь ты станешь прекрасной матерью.” Я знаю, что у них хорошие намерения, но такие слова бестактны. Только представьте, что мне сказали бы, если бы узнали что, предположим, у меня умер муж “Не переживай, ты снова выйдешь замуж и станешь прекрасной женой.”

Чаще всего люди быстро меняют тему разговора на что-то нейтральное, типа погоды. Но нет ничего хуже молчания. Когда я говорю, что я – мама мальчика, который умер в роддоме, самым большим благословением для меня является встречный: “О, я очень сожалею, а как его звали?”. В такой момент я чувствую, что мой статус родителя признают, и признают тот факт, что Тедди был человеком, и он для меня тогда и сейчас имел и имеет огромное значение.

После смерти Тедди я слышала фразу: ты научишься чувствовать любовь, которая будет больше чувства потери. Для меня это выражается как раз в том, что я произношу его имя – слыша его, нормализуя и признавая его место в моей жизни, я заполняю свою потерю любовью."

Оригинал статьи: bbc.co.юк

Обновлено 13/09/18 09:56:

Ссылку на оригинал статьи почему-то удалили. Ее можно прочесть на сайте BBC, она называется My baby died. Please ask me his name.