Пролистывая ряд своих постов, посвящённых Барселоне, я вдруг поняла, что до сих пор умалчивала о некоторых тёмных пятнах этого города. В качестве оправдания самой себе замечу, что говорить о прекрасном и возвышенном всегда легче, потому что красота обладает хорошим терапевтическим эффектом как для рассказчика, так и для собеседника.

Однако Барселона — это не только радующая глаз изысканная архитектура модернизма, это ещё и тёмные, сырые, узкие улочки, к которым 15–20 лет назад было бы справедливо добавить — зловонные.

Сейчас легко говорить, что наличие таких районов придаёт городу харизму и способствует взаимопроникновению разных культур. А вот 100 лет назад жителей таких улиц чурались и считали за низший сорт. Кто так думал? Да все те, кто вил свои гнёзда на буржуазной артерии Passeig de Gràcia,

кто нанимал Антонио Гауди и Пуч-и-Кадафалк для проектирования своих вторых резиденций, кто заказывал струящиеся шёлковые платья и мужские сорочки в магазине-ателье Santa Eulalia,

кто мог позволить купить своим детям вкуснейшие пирожные в кондитерской Mauri,

кто выкуривал сигары и обсуждал государственные тайны за бокалом коньяка в закрытом клубе Círculo Ecuestre.

Эта каталонская чистая публика увещевала своих чад: “Не ходите, дети, в El Raval гулять!” Взрослые знали, что роль акул, горилл и больших злых крокодилов исполняют в этом квартале подозрительные личности, преступники, маргиналы и проститутки.

El Raval — один из районов Старого Города, выходящий к морю, на протяжении многих веков был главным рабочим ульем Барселоны и синонимом неблагополучия, нищеты и неблагонадежности. Если бы Чарльз Диккенс жил в Испании, то действия «Оливера Твиста» разворачивались бы непременно в Эль Равале.

Близость к воде в исторической перспективе никогда не являлась символом престижа. Все сомнительные потребности зарождались именно в портах. Для моряков, которые слишком долго плавали и ненадолго останавливались в Барселоне, Раваль был маяком, обещающим доступную любовь в формате экспресс.

В начале 20 века число борделей на улицах, ведущих от порта до Площади Каталонии, превышало сотню.

Согласно хроникам тех лет, город и его окрестности были охвачены эпидемией пропажи детей. Искать своих дочерей родители приходили в Эль Раваль.

То, что там случилось в феврале 1912, надолго потрясло город. Пропажа маленькой девочки Тереситы вывела полицию города на след Энрикеты Марти, вошедшей в хронику преступной жизни Барселоны как «вампирша из Раваля».

К счастью, внимательная соседка вовремя заметила появление двух маленьких детей в квартире Энрикеты. Кроме Тереситы, в заложниках у «вампирши» оказалась и другая девочка Анхелита. К счастью, они были возвращены своим родителям целыми и невредимыми.

В ходе расследования дома у Энрикеты Марти были обнаружены баулы с детской одеждой со следами крови и человеческие кости небольших размеров, а также всевозможные стеклянные сосуды с жиром, свернувшейся кровью, волосами и другими человеческими останками, которые она использовала в своих знахарских целях для приготовления так называемых лекарств. Свою зловещую тень она бросила не только на Раваль, но и на районы Борн и Сантс. При обысках её предыдущих мест жительства были найдены кости детей и младенцев, замурованные в стенах, потолках и закопанные в палисадниках. По останкам одежды её жертв стало понятно, что она воровала детей исключительно из бедных семей, у которых не было ни средств, ни сил заниматься поиском пропавших. Взбудораженное общество требовало гарроту в качестве наказания для Марти. Однако заключённая скончалась ещё до вынесения смертного приговора. Во время прогулки её растерзали другие заключённые женщины. До сих пор остаётся тайной, что в истории расследования злодеяний и даже в обстоятельствах смерти Энрикеты Марти было правдой, а что –вымыслом.

Некоторые историки полагают, что биография подсудимой обросла огромным количеством преувеличений, домыслов и в итоге превратилась в чёрную легенду. Согласно «официальной» версии (которую потом не раз разоблачали), Энрикета с молодых лет занималась проституцией, что не помешало ей выйти замуж за художника. Брак быстро дал трещину, так как обманутый муж не мог терпеть двуличия и постоянных странных выходок своей жены. В дневное время одетая в лохмотья она просила милостыню у монастырей, а в ночное время, нарядившись в роскошные платья и шляпы, шла к театру Liceu или к другим местам скопления обеспеченной публики, где предлагала свои услуги сутенёрши.

В 1909 году она была задержана в своей квартире на улице Minerva по подозрению в содержании притона, в котором находились дети от 3 до 14 лет. Вместе с ней был задержан молодой человек из очень уважаемой барселонской семьи. Однако, благодаря связям Энрикеты с верхушкой общества, ей удалось избежать судебного процесса и дело кануло в бюрократическое небытие.

Злодеяния Марти на этом не заканчиваются. Она не только занималась сводничеством, но и имела целую знахарскую лабораторию по производству различных мазей и микстур, предназначенных для лечения столь распространённого в те годы туберкулёза. Если верить «легенде», то для приготовления своих снадобий она использовала останки детских тел. И опять в качестве основных клиентов Энрикеты выступали представители высшего общества.

В опубликованной в 2014 году книге «Барселона 1912: дело Энрикеты Марти» писатель Жорди Короминас в ходе скрупулёзного анализа журналистских хроник тех лет приходит к выводу, что средства массовой информации намеренно подогревали интерес публики сенсационными заявлениями, не имеющими за собой достоверной информации.

Более того, в своей книге Короминас говорит о резонансном деле Марти как об отвлекающем маневре, прикрывающем скандалы, в которых участвовала барселонская аристократия в те годы. Политики, врачи, адвокаты и предприниматели были уличены в растлении малолетних и приобретении на чёрном рынке детских органов, которые использовались в нетрадиционной медицине.

В терминах сегодняшних реалий Энрикета Марти должна была бы стоять на учёте в психиатрической больнице. Короминас убеждён, что Энрикета была не убийцей, а несчастной городской сумасшедшей, чья жизнь пошла под откос после смерти её единственного сына. Он умер от голода в 10-месячном возрасте. Ни в одном из мест обитания вампирши так и не были найдены свидетельства того, что она была убийцей детей. Кости, обнаруженные в одной из квартир, оказались костями животных. Также в результате судмедэкспертизы стало известно, что окровавленные тряпки, найденные у неё дома, были запачканы её собственной кровью, так как женщина страдала постоянными кровотечениями из-за рака матки, от которого она и скончалась в тюрьме, хотя в «официальной» легенде говорится, что её растерзали сокамерницы.

Легенда или быль под ярлыком «вампирша из Раваля» прочно укоренилась в городском фольклоре. Современные писатели и журналисты пытаются добросовестно разгадать тайну этой женщины. Тем временем в культурно-развлекательном пространстве имя Энрикеты Марти приносит прибыль. В 2011 году в Барселоне состоялась премьера мюзикла «La vampira del Raval». Ей также была посвящена одна из серий во втором сезоне известного испанского сериала «Министерство времени».

По своей сути история «вампирши» является квинтэссенцией пороков, из-за которых Эль Раваль называли фавелой или шрамом на теле Барселоны. Отношение к таким районам одинаково практически во всех уголках земного шара. Власти города до поры до времени предпочитают закрывать глаза на происходящие неблагопристойности. Приличные жители, обосновавшиеся подальше от Старого Города, передают по наследству предостережение не заглядывать в Эль Раваль.

При этом никто не отрицает, что, помимо проституток, наркоторговцев и людей с сомнительными социальным профилем, в районе живут простые, благонадежные люди со скромным достатком. Изредка из их рядов выходит человек, которому надоедает игра привилегированных слоёв общества в отмежевание. Таким стал Жоан Колом (1921–2017) — каталонец, родившийся и выросший в Равале.

На языке чёрно-белых фотографий, сделанных в период с 1958 по 1961 гг., он рассказал барселонцам о своём родном районе. В объектив его Leica попадали старики, дети, проститутки и их клиенты. Эти снимки быстро стали культовыми и принесли фотографу мировую славу. Свою самую грандиозную ретроспективу, состоящую из 500 фотографий, он назвал «Я занимаюсь улицей» (Yo hago la calle).

В информационном плане Колом сделал для Барселоны то же самое, что в конце 19 века для Нью-Йорка сделал Джейкоб Риис, опубликовав серию фотографий, на которых запечатлены условия жизни нищих эмигрантов — «Как живёт другая половина» (How the Other Half Lives).

Эти репортажи «изнутри» вызвали значимый резонанс в обществе, открыли глаза на реальное положение вещей многим чиновникам и послужили катализатором серьёзных социальных реформ в Нью-Йорке.

Справедливости ради, стоит признать, что далеко не все жители Барселоны чурались и презрительно относились к el Chino (= Chinatown). Этот топоним прочно укоренился в городском лексиконе с 1925 года после статьи одного местного журналиста, который сравнил маргинальность Раваля с маргинальностью американских Чайнатаунов. Тёмные омуты Раваля могли напугать кого угодно, но не богемную и артистическую среду. Писатели, художники и просто творческие натуры предпочитали видеть в этом районе барселонскую версию Монмартра. Благо мест, где можно было черпать вдохновение и при этом сытно закусывать и весело запивать, было предостаточно.

В начале 80-х прогремела песня известного каталонского барда Жоана Мануэль Серрата «Были времена» (Temps era temps), в одной из строк которой были «презервативы и спринцевание» (gomas y lavajes). Только жители Барселоны могли расшифровать это словосочетание как отсылку к Равалю. Дело в том, что на протяжении десятилетий там процветали не только дома терпимости, но и дома профилактики венерических заболеваний, анонсирующих свой ассортимент и услуги яркими вывесками, на которых обязательно значились «Gomas y Lavajes».

Смекалистые владельцы подобных процедурных и профилактических заведений вывешивали предостерегающие объявления прямо у дверей борделя. Клиенты, испившие нектар любви, должны были увидеть такое объявление, испугаться последствиям своей беспорядочности и сразу отправиться в соседнюю дверь на промывания. Женщин и предупреждать было не надо, они сами бежали в эти двери по окончании своего рабочего графика.

Самым популярным среди таких домов была “Японка” (La Japonesa), открытая доктором Олеадо в 1924 году. Резиновая продукция отличалась широким выбором и замысловатостью. Среди клиентов были знаковые фигуры той эпохи: Сальвадор Дали, Ава Гарднер, братья Гойтисоло и др. Считается, что именно владелец Олеадо изобрёл первый вибратор, который оценила сама Ромми Шнайдер и на следующий день вернулась ещё за 6 шт.

Другой знаменитой презервативной была La Mascota, которую открыл популярный в 20-е годы юмористический иллюстратор Рамон Байесте и Ферре. Понятно, что для рекламы своего бизнеса он не жалел своих творческих сил. Его рекламы в газетах с удовольствием разглядывали даже те читатели, кто предпочитал искать блаженство только в супружеской постели.

Бизнес «Gomas y Lavajes» стал давать сбои с наступлением 50-х, когда была изобретена та самая pill.

Неизвестно сколько бы ещё зажигались «красные фонари» в Равале, не зажгись над Барселоной Олимпийский огонь в 1992. Проведение Олимпийский игр заставило власти города пересмотреть облик неблагополучных районов. Однако, несмотря на создание нового широкого променада Rambla de Raval (именно на нём установлен известный жирный кот работы Фернандо Ботеро), который должен был дать району глоток свежего воздуха, и многообещающие попытки джентрификации, на порог 21-го века Раваль шагнул всё ещё с клеймом неблагополучия и маргинальности.

До сих пор считается, что большинство наркоторговцев обитает именно в зоне Раваля. Раньше основными распространителями считались иммигранты из стран Африки, однако в последние годы они вынуждены делить сферу своего влияния с выходцами из Пакистана. Жители Раваля постоянно жалуются на разбросанные на улицах шприцы.

Местная предприимчивая молодежь старается всячески подстегнуть смену имиджа своего родного района. Они открывают качественные кафе и рестораны, которые получают высокую оценку от испанских гурманов. В 2011 году была вынесена инициатива официально внести в словарь испанского языка глагол ravalejar (равалить), т.е. бродить по Равалю и открывать его новые стороны (без сарказма и скрытого смысла). В честь рождения новой лексической единицы на стене Музея Современного Искусства Барселоны (в Равале) появился плакат со спряжениями глагола.

Я впервые оказалась в Барселоне в 2004 году с коротким студенческим визитом. Меня сразу запугали лихими карманниками, орудующими на протяжении всей Рамблы как на своей вотчине, и осторожно предупредили не заглядывать без надобности и без сопровождения в Раваль. С тех пор прошло достаточно времени, конечно же мои ноги несколько раз ступали по этому месту, ничего криминального не произошло, но в моём восприятии Раваль, мягко выражаясь, удерживает звание альтернативной Барселоны.

Текст – мой (Marina Condal)