Кто не знает «Денискиных рассказов»? Этих волшебных, веселых, легких историй, которые Виктор Драгунский сочинял про своего сына.

«Денискины рассказы» знают и любят все, их читали и будут читать. Они запоминаются, вплетаются в детские воспоминания, и спустя годы ты помнишь маму, папу, бабушку и то, как книжный Дениска отпускал красный шарик в синее небо и выливал кашу из окна на голову какого-то джентльмена.

Но мало кто знает о Викторе Драгунском, писателе, который написал все эти истории.

Мало кто знает, что Драгунский родился в Соединенных Штатах — в Нью-Йорке — тридцатого ноября тысяча девятьсот тринадцатого года в семье еврейских эмигрантов из города Гомеля.

В одной из многочисленных статей в интернете написано: «Мама будущего писателя – Рита Драгунская — и отец – Юда Перцовский — познакомились в Гомеле, там же вступили в брак. Опасаясь еврейских погромов, незадолго до появления на свет сына эмигрировали в США. Однако им не удалось прижиться на чужбине, и в 1914 году они вернулись на родину. В 1918 году Виктор Драгунский, биография которого насыщена трагическими событиями, испытал первый удар – от тифа скончался его отец.»

На самом деле все было немного не так.

"...Тогда еще юная бабушка Рита училась в обычной светской гимназии, а ее отец преподавал русский язык в школе и был социал-демократом. Однажды, когда она пришла в синагогу за мацой, ее оттуда выгнали: «Ты дочь Драгунского? — спросили ее. — Иди отсюда, тебе сюда нельзя». Социал-демократ в еврейском местечке, он был чужой среди своих и чужой среди чужих. Евреи не считали его евреем, так как он был социал-демократом и отказался от традиционного образа жизни. Русские не считали его русским, так как он был евреем. Были ли такими только Драгунские или для многих евреев Гомеля подобная картина становилась привычной, в семье не говорили. Но есть большая вероятность того, что в Америку Лев Драгунский отправился не из-за погромов, а из-за своих политических убеждений.

В религиозности родителей Юзика (того самого Юды Фальковича Перцовского) тоже есть большие сомнения. Его отец был простым торговцем. А вот сам Юзик слыл повесой и беспутным малым. Рассказывали, что, когда его отец отлучался из города по делам, он надевал черную маску, врывался в собственную лавочку и кричал сестре: «Отворяй кассу, хозяйка, это ограбление!» Естественно, его узнавали, но все прощали.

Поженившись еще в Гомеле, молодые Рита и Юзик отправились вместе с ее отцом в Нью-Йорк, где у них и родился сын Виктор. Только жизнь там не сложилась, отец в скором времени умер, а на Юзика никакой надежды не было. И всего за два месяца до начала Первой мировой войны они вернулись в Гомель. С этого момента события развивались еще более стремительно и еще сильнее покрывались мраком, и тут уж, как говорится, «не до еврейской общинной жизни». В 1918 году Юзик внезапно погибает при невыясненных обстоятельствах, одной из версий, правда, называли тиф. Однако существует семейная легенда в шекспировском духе: Юзика убил ревком Гомеля Ипполит Войцехович, за которого Рита Львовна и вышла замуж. Она была женщиной красивой и пользующейся вниманием у мужчин, неудивительно, что в нее влюбился молодой комиссар города.

Юзик сильно ревновал и, решив немного попугать свою молодую жену, стрелял в нее. Убить или ранить ее он вряд ли хотел, но попал в ногу. Так получилось, что через какое-то время его задержали за бандитизм и расстреляли. А его жена вышла замуж во второй раз. Легенда или нет, но своему внуку Денису она показывала шрам — от той самой раны. Только через два года Ипполит Иванович Войцехович тоже погибает, и обстоятельства его смерти еще более туманны. Якобы это была месть белокопытовцев за жестокое подавление их мятежа. Был и третий муж — актер водевильного еврейского театра Менахем-Мендл Рубин, с которым семья колесила с выступлениями по всей стране и от которого у Риты Львовны родился еще один сын — Леонид. В 1925 году, уже в Москве, Рубин вместе с Ильей Триллингом организовал собственную труппу. Однако, уехав однажды на гастроли в Америку, он больше оттуда не вернулся.

Виктор Драгунский почти не рассказывал о своем детстве. Ну если только о представлениях в еврейских театрах, в одном из которых, «хорроре» под названием «Пустая корчма», по сцене летали бумажные вороны, а из-за кулис кто-то кричал: «Кааааррррр!!!» Уже в конце своей жизни он мечтал написать биографическую книгу о том, как они с Войцеховичем ездили по селам — беляков стрелять. Как Войцехович сажал его на луку седла, давал в руку саблю — и впереди неизвестное, деревни и стрельба. Он очень смутно все это помнил, но написать хотел сильно. Было даже название: «Мальчик с настоящей саблей». Но написать уже не успел.

Он рано начал работать. А в семнадцать лет уже посещал Литературно-театральные мастерские Алексея Дикого. Потом — Театр транспорта, тот, что позже переименовали в Театр имени Гоголя, работа в цирке, роль в фильме Михаила Ромма «Русский вопрос», Театр сатиры и, наконец, ансамбль литературно-театральных пародий, знаменитая «Синяя птичка» — он был ее создателем, автором и исполнителем. Театр в театре, где лучшие актеры страны играли друг для друга, своего рода эстрадное обозрение: искрометные шутки, скетчи, сценки, где, например, все четыре состава театра выходили на сцену и одновременно играли свои роли и хором произносили монологи. «Синяя птичка» пользовалась бешеной популярностью, но просуществовала всего несколько лет.

Многие связывали ее закрытие с проводимой в то время политикой борьбы с космополитизмом. Однако, как говорит: «Я настолько не люблю Советский Союз, что совершенно не хочу его никоим образом демонизировать и приписывать ему злодеяния, которых он не совершал, потому что некоторые вещи делались сами по себе: по глупости, по разгильдяйству, по расхристанности, а не потому, что наверху сидел какой-то злой человек, который дергал всех за ниточки». Может быть, их действительно закрыли по приказу Министерства культуры, а вполне возможно, что все это просто «выдохлось» само собой. Достаточно трудно было организовать такое: люди собирались из разных театров, репетировали, подгадывали время: «У «Синей птички» была очень сложная логистика, — продолжает Денис, — они сделали четыре или пять обозрений — и все».

А как же Нью-Йорк? Тот самый, который «место рождения — Нью-Йорк, национальность — еврей». Неужели не преследовал всю жизнь? Наверняка преследовал, но не был любимым предметом для разговора. На все расспросы о Нью-Йорке у Виктора Драгунского была заготовлена фраза: «Да, я родился в Нью-Йорке, но американский образ жизни произвел на меня столь отталкивающее впечатление, что через шесть месяцев я уехал обратно». Экзотическое место рождения припомнили в 1932 году, при выдаче паспорта: милиционер в паспортном столе настоятельно напоминал о возможности получения американского гражданства — Виктор Юзефович настоятельно отказался. Проверяли его тогда на любовь к родине или нет, только ни разговоров, ни мыслей, ни желания эмигрировать в США у Драгунского не было никогда. Все закончилось хорошо и в этот раз, и потом. А ведь с таким местом рождения могли и в шпионы записать.

Намекали и на Гомель, и на Житомир с Бердичевым. Особенно когда грозили лишить московской прописки. Говорят, тогда он отказался заниматься доносительством. Но все опять завершилось счастливым концом — на этот раз благодаря Василию Сталину. Вторая жена Виктора Драгунского, Алла, была дочерью совнаркомовского шофера и выросла в знаменитом доме номер 3 по улице Грановского. С тех времен она и знала Василия Сталина, который приходил в гости к своему брату Якову Джугашвили. Понимая, что нужно спасать мужа и семью, Алла записалась на прием. Сталин был генералом ВВС и к прописке не имел совершенно никакого отношения. Однако, выслушав ее просьбу, взял прошение и подписал: «ПРОПИСАТЬ! Генерал В. Сталин». Тогда сама причастность к этой фамилии значила очень много, и проблема была решена.

Вообще никто не помнил, чтобы у Виктора Драгунского были какие-то враги. Весельчак и всеобщий любимец, он был очень эмоционален, мог всплакнуть, когда узнавал о смерти кого-то из знакомых, а дружбу с друзьями детства пронес через всю жизнь. Он любил одеваться красиво, всегда следил за собой и шил у знаменитого портного по фимилии Затирко, у которого одевался весь московский театрально-эстрадный бомонд. Юрий Нагибин писал в своих воспоминаниях, что, когда в московских окололитературных богемных кругах произносили имя Виктор, то фамилию не называли — и без нее было понятно, о ком идет речь. Для Юрия Нагибина Драгунский был и близким литературным товарищем, что встречается крайне редко. Писательская жизнь самого Виктора Юзефовича продолжалась всего восемь лет. Но эти восемь лет были счастливыми.

Кто-то скажет, что он был талантлив во всем, чем начинал заниматься. И цирковой артист, и актер, и фельетонист, и писатель... А возможно, всю жизнь он просто искал себя — и нашел именно в писательстве. И сделал это совершенно неосознанно, считая настоящей литературой именно взрослую литературу, а известность ему принесли «Денискины рассказы».

Настоящие Дениска и Мишка

Около шестидесяти рассказов, которые до сих пор продолжают переиздаваться в разных комбинациях, под разными обложками и на разных языках. Дети продолжают над ними задумываться, плакать и смеяться, а взрослые пытаются понять: в чем загадка. А если не мудрствуя лукаво, то ответ простой, как, наверное, для всего настоящего: Драгунский писал искренне и для себя.

Были многочисленные фельетоны, в том числе для «Крокодила», скетчи, песенки, написанные в соавторстве с Людмилой Давидович, были сценарии для детских фильмов по своим рассказам и два серьезных сценария, которые так и не удалось реализовать. Были «взрослые» повести: «Сегодня и ежедневно» о цирке и «Он упал на траву» о московском ополчении в годы войны — в которой писатель сам принял участие как ополченец и в которой потерял своего сводного брата. Но известными стали именно его детские рассказы."
 

Фотографии из семейного архива Ксении Драгунской

Источник: Анастасия Хорохонова, сайт: http://jewish.ru

От себя добавлю, что во время Великой Отечественной войны  был в ополчении. В 1943 году от ран в госпитале погиб его единоутробный брат Леонид Драгунский.

С 1959 года Драгунский пишет весёлые рассказы про мальчика Дениса Кораблёва и его друга Мишку Слонова под общим названием «Денискины рассказы». И с тех пор эти рассказы ассоциируются с детством у тысячи детей.

Немного цитат:

Утром я ничего не мог есть. Только выпил две чашки чая с хлебом и маслом, с картошкой и сосиской. Потом пошел в школу.

***

Там народу было видимо-невидимо, и все в костюмах. Одних гномов было человек пятьдесят. И еще было очень много белых «снежинок». Это такой костюм, когда вокруг много белой марли, а в середине торчит какая-нибудь девочка.

***

Я сказал:
— Ну как?
— Чудовищно! — похвалил Борис Сергеевич.

***

Хотя мне уже идет девятый год, я только вчера догадался, что уроки все-таки надо учить.

***

Когда Аленка меня увидела, она сразу заорала:
— Дениска пришел! Ого-го!
Я вежливо сказал:
— Здравствуйте! Чего орешь, как дура?

***

  — Вот, папа, послушай, какую я Мишке задам задачу: вот у меня есть два яблока, а нас трое, как разделить их среди нас поровну?
— Сдаюсь!
Я сказал:
— Чтобы мы все получили поровну, надо из этих яблок сварить компот.

***

— А теперь идите — учитесь хорошо!
И мы пошли учиться. Но я сидел и плохо учился.

***

Два часа! Каких-нибудь пять минут поиграли, а уже два часа!

***

Но я пел только громко, я не хотел петь потише, потому что настоящее пение — это именно когда громко!

***

— А разве бывают хорошие болезни?
— Ого, — сказал я, — сколько хочешь! Ветрянка, например. Очень хорошая, интересная болезнь. Я когда болел, мне все тело, каждую болявку отдельно зеленкой мазали. Я был похож на леопарда. Что, плохо разве?

***

А папа еще немного пометался по комнате и потом ни с того ни с сего подошел к маме. Он сказал:
— Как я люблю твой смех.
И наклонился и поцеловал маму.

***

Я люблю посмеяться... Иногда мне нисколько не хочется смеяться, но я себя заставляю, выдавливаю из себя смех — смотришь, через пять минут и вправду становится смешно.

***

И я сел на подоконник и принялся ничего не делать.

***

Я остановился и внятно сказал:
— Никакие не сыски. Никакие не хыхки, а коротко и ясно: фыфки!
Вот и все!

***

Мама посмотрела мне в глаза. Она смотрела долго-долго и потом спросила:
— Ты это запомнил на всю жизнь?
И я ответил:
— Да.

P.S. Дениска сейчас

И он, кстати,  был большим донжуаном - был женат четыре раза)))