Единственный российский актер в Киноигре, подхваченный в другом посте, не самый мой любимый, но тем не менее, попробую отработать миссию достойно.

Во-первых, 2 марта Юрию Богатыреву исполнилось бы 70 лет, по этому поводу в фейсбуке кинокритика Ирины Павловой появился пронзительный пост, который, в общем-то, и сподвиг меня на то, чтобы все же отстоять Богатырева в Киноигре. Пост я приведу ниже, т.к. он очень длинный, но кому интересно - почитайте, очень душевно.

Я не особо люблю Богатырева, как я уже сказала в начале, но то, что этот актер - особое явление в нашем кино, я не могла не заметить даже своим неприязненным взором. Откуда взялся неприязненный взор? Из советской детской программы Будильник, где я ожидала веселой движухи, а вместо этого Богатырев голосом маленького мальчика читал мне рассказ Зощенко про елку.

В пять лет я этого не оценила и затаила обиду. После этого каждым своим появлением этот актер вызывал у меня закономерный рефлекс. Но тут случилось неожиданное  - на студенческой вечеринке парни вдруг сели  и сказали, что сейчас мы будем смотреть мегакрутой фильм про настоящих мужчин. Ну ОК, я села и приготовилась к прекрасному. И тут на экране появился ОН.  Говорят, Михалков не хотел брать его в фильм, не хватало ему в Богатыреве мужественности (...) , он поставил ему условие похудеть для роли, и Богатырев сделал это, получил роль - и сыграл идейного красноармейца Егора Шилова в фильме "Свой среди чужих, чужой среди своих" - одну из своих лучших ролей в одном из лучших фильмов Михалкова.

Тут я должна признаться, что пост несколько жульнический, т.к. по правилам Киноигры я должна была бы посмотреть хоть один новый фильм с Богатыревым, но дело в том, что я все его лучшие киноработы видела, некоторые совсем недавно ("Родню" вот впервые посмотрела полностью только не так давно), а за эти выходные посмотреть что-то новое с ним я уже не успела. Так что прошу прощения.

Но зато старый фильм   "Свой среди чужих, чужой среди своих" в целом укладывается в концепцию нашего проекта - именно после него я посмотрела на Богатырева другими глазами. Нет, я не стала его фанаткой, но я поняла, что он прекрасный актер. У Богатырева была довольно специфическая внешность - эти надутые губы придавали ему вид обиженного ребенка, поэтому именно в ролях не от мира сего инфантильных, персонажей он был предельно органичен (Манилов в "Мертвых душах" или Сергей Павлович Войницев в "Неоконченной пьесе для механического пианино", да и писатель из Ералаша тоже оттуда же).

Но безмерное мое уважение он заслужил тем, что постоянно выходил из зоны комфорта - тот же Шилов, например, или Штольц из "Обломова" - это совсем не интеллигентные мямли, рассуждающие о прекрасном. Это такие вот канонические настоящие мужчины - мужик сказал - мужик сделал. И будь я режиссером, Богатырев был бы последним актером, которого бы я позвала на такую роль, однако он их играл и играл прекрасно.

Наконец, еще одним интересным персонажем в исполнении Юрия Богатырева для меня стал негодяй Ромашов во второй экранизации "Двух капитанов". Эта книга в детстве стала для меня открытием, я тяжело продиралась через первые страницы, но когда втянулась, не могла оторваться, поэтому я очень пристально и пристрастно смотрела экранизацию. Так вот увидев Богатырева в роли Ромашова, я возрадовалась - я же его не любила, а тут паззл сложился (ССЧЧСС я еще не видела тогда), но, наверное, именно этой ролью Богатырев тогда произвел на меня впечатление. Не так, как Шилов, и тем не менее. Спустя много лет я не помню, кто играл там главного героя, не помню Катю, женщину, за которую шла такая битва, но я помню Ромашова в исполнении Богатырева, потому что при всем отвращении, которое вызывал его герой, эта его огромная любовь к Кате, которая и толкала его на всякие гадости, впечатляла гораздо больше, чем чувства положительного героя.

Последней ролью Богатырева стала роль короля в довольно (для меня) проходном фильме "Дон Сезар де Базан" с невозможно красивой Анной Самохиной и Д'Артаньяном Боярским в главной роли. У фильма на КП неплохой рейтинг, но я такое кино не люблю. Впрочем, Богатырев как всегда играл прекрасно - самоиронично и трогательно даже. Когда он умер, ему и 42 не было, это ведь очень рано, но успел он довольно много, и это просто замечательно.

А теперь, собственно, тот пост Ирины Павловой, после которого, вы, наверное, все написанное выше посчитаете любительским бредом, да и пусть) Я в целом ради него Богатырева в Киноигре и подхватила.

Пост из фб Ирины Павловой к 70-летию со дня рождения Юрия Богатырева

В начале 1989 года, не дожив двух месяцев до собственного 42-летия, умер актер Юрий Богатырев.
На протяжении предыдущих 14 лет это лицо, состоявшее, кажется, только из ясных светлых глаз и больших детских губ, взывало с экрана к добру и справедливости, заранее зная, что глас его - глас вопиющего в пустыне.
Ни прежде, ни потом наше кино таких лиц не знало, и Богатырев словно для того и появился, словно оттого и был так недолго, чтобы загадать загадку и оставить её без ответа.
Он не принадлежал ни к одному из известных дотоле актерских типов. Это был уникальный феномен, и как всякий уникум классификации не поддавался.
Он не создал себе в кинематографе устойчивого имиджа, не был ограничен рамками амплуа, словом, не тащил за собою шлейф героев определенного социального или человеческого типа, усердная и планомерная разработка которого, обыкновенно, и приносит актеру кинематографическую известность (хотя мало чья популярность была вровень популярности Богатырева).
Каждый из его персонажей был дитя человеческое, которое могло вырасти и в умного, и в доброго, и в дурака, и в гения, и в злодея, и в героя - по обстоятельствам и воспитанию. Едва ли не все они были своего рода "перевертышами", когда за очевидностью, как за маской, обнаруживалось иное лицо, на поверку тоже вполне могущее оказаться маской, скрывающей третью сущность, и так до бесконечности. Он словно вобрал в себя весь генотипический спектр человечества, и извлекал из этой бездонной генной памяти то, что востребовалось конкретным мгновением и ситуацией.
Природа сама толком не разобралась в том, кто же все-таки был ею создан. Почти двухметровый гигант, который с одинаковой легкостью становился суперменом со стальным взглядом и круто играющими на скулах желваками, как Егор Шилов, рыцарь без страха и упрека ("Свой среди чужих, чужой среди своих"), и млеющим от экстатического восторга трепетным идиотом вроде Манилова ("Мертвые души") или Сержа Войницева ("Неоконченная пьеса для механического пианино"). О, восхитительные богатыревские кретины, недоумки Саяпин ("Отпуск в сентябре") или Предводитель дворянства ("Очи черные"), готовые в один миг перетекать из формы в форму, переходить из состояния в состояние!
Богатыреву равных не было в умении изумленно открыть рот, зажмуриться в сладчайшей улыбке, и громко зарыдать от обиды или умиления, а через мгновение громко заржать от удовольствия. Правда, доведенные до отчаяния, подобно Стасику из "Родни", они могли в отчаянном сражении за попранное свое достоинство, устроить жутковатое танцевальное ристалище, обратив в поле боя даже танцплщадку в захудалом провинциальном кабаке. А его циничный злодей и карьерист Ромашов ("Два капитана") внезапно приоткрывал такую силу мучительной, сжигающей страсти к женщине, такую неутоленность чувства, что ею и впрямь можно было оправдать что угодно.
Он - единственный из всех известных мне актеров - умел произносить старинное восклицание "О!", означающее что угодно - за которым ничего не следовало.
"О!" - и всё.
Но благодаря ему, я впервые поняла, как это делали наши предки, ухитряясь не фальшивить. "О!".
Прекраснодушные застенчивые интеллигенты Богатырева совершенно непонятным образом оказывались теми "стойкими оловянными солдатиками", с которыми мир может делать что угодно и не может сделать ничего. Это были интеллигенты без грана фальши, чистопробные - со всей способностью к наивному восхищению жизнью и со всей готовностью к сопротивлению пошлости, такие как писатель Филиппок ("Объяснение в любви") или доктор Андрей Львов из "Открытой книги".
Богатыревские интеллектуалы на экране умели думать, не насупливаясь в демонстрации процесса мышления, его трагические герои, такие как Тишков ("Две строчки мелким шрифтом") страдали с такой необыкновенной полнотой и самоотдачей, что вызывали фантомную боль даже в человеке, утратившем душу.
А не знающая удержу и узды витальная энергетика красавца Андрея Штольца ("Несколько дней из жизни Обломова") мгновенно, как в стену, упиралась в воспоминание о рыдающем пухлогубом мальчике в башлыке, которому предстояло быть перелепленным в этого жизнерадостного столичного денди.
Богатырев от природы наделен был феноменальным актерским "инструментарием", он сам был фантастической пластичности "материалом".
Это тело могло быть отлитым из стали, и с мужественностью Егора Шилова или русского траппера Сергея из "Последней охоты", с их пружинистой ловкостью и складностью мало кто мог бы соперничать. Это тело могло быть изваяно из ваты, и демонстрировать принципиальное отсутствие суставов и позвоночного столба. Его голос, обладавший всеми оттенками звукового спектра, мог от низкого благородного баритона взмывать к визгливому фальцету, старчески-надтреснуто дребезжать, звучать глухо и бесцветно или, напротив, по чеховскому определению, быть "жирным и сочным барским голосом".
Универсальность его была поразительна и, пожалуй, роли, в которой бы нельзя было представить себе Богатырева, просто не существовало. Он, текучий как вода, с легкостью принимал форму любого сосуда, ему было чем ответить на любой запрос - острой ли характерностью, интеллектуальностью ли, глубинным ли драматизмом.
С ним из фильма в фильм работал Никита Михалков (Богатырев был единственным бессменным участником периодически обновляемой "труппы Михалкова"), с ним пять картин подряд сделал Виталий Мельников, он вообще был одним из тех немногих московских актеров, которого любили снимать едва ли не все ведущие режиссеры "Ленфильма", где как раз универсальность и интеллигентность были в цене.
Актерство - не как человеческое качество, а как профессия - в Юрии Богатыреве нашло необычайно яркое воплощение. Если бывают в природе люди, способные вмещать в себя весь объем этого понятия, то Богатырев, несомненно, был именно из их числа.
И, возможно, краткость его земного бытия - прямое свидетельство того, как это прекрасное и страшное занятие выжигает, вычерпывает до дна человеческую жизнь.

ПОСТСКРИПТУМ
Мне позвонил Юра Богатырев.
- Ты что делаешь?
- Ничего.
- А приезжай в "Европейскую"?
- Не, не могу, у меня пацан приболел.
- Эх, жалко. Мы сейчас с Колей Бурляевым у Мельникова снимаемся, "Чужая жена и муж под кроватью", по Достоевскому. Коле сняли номер в "Европейской", а меня туда-обратно должны были, с поезда на съемку и снова на поезд. А всё поменялось, Бурляева увезли сниматься, а меня нет, и номер мне достался. Вот, сижу один, как дурак, в люксе, жду, когда меня заберут, накуриваю полную пепельницу окурков. А приехала бы - на крышу бы сходили...
- Юр, а почему тебе-то номер не заказали? Ты ж до "стрелы" тоже где-то должен быть после съемок? Не по улице же болтаться... Как-никак, народный артист.
- Да ну... народный... Блатной-хороводный. Они меня спросили, Юрий Георгич, а вы, наверное, к маме после съемок поедете? Я и говорю "да"...
- А они что, не знают, что мама на Гражданке живет, у муньки в жопе? От нее до поезда час добираться?
- Ну что ты к людям вяжешься? Они же как лучше хотели!
…Богатырев обычно звонил мне по ночам: вернется со спектакля, примет душ, выпьет водочки, сварит и съест килограммовую пачку пельменей, и набирает знакомый питерский номер.
Я в это время только-только уложу ребенка, перестираю всё белье, приготовлю что-то на завтра, попишу немножечко текст, который должна была сдать еще вчера, и засну. И потому на звонок в 3-4 часа ночи прыгаю в ночной рубахе, босиком, с матюгами вполголоса, и шиплю в трубку: Богатырев, трам-тарарам, совесть у тебя есть, а?
"Дружба, Ирочка, - понятие круглосуточное!" - красивым барским баритоном отвечает мне телефон. И начинается "беседа при ясной луне" часиков, этак, до пяти утра...
Однажды звонок раздался позже обычного: около пяти. Я опять в ночнушке, босиком, переступаю по холодному полу и готовлюсь зашипеть, когда голос Васьки Рослякова говорит мне в трубку: Ира, Юрочка умер!
- Вася, ты - мудак, и шутки у вас с Юркой - мудацкие! - рычу я и шваркаю трубку. Но телефон звонит снова и Вася уже в голос рыдает. Я ору, как резаная, на весь дом; вскакивает сонный Павлов с воплем: "Кто?!". Я, захлебываясь слезами, говорю... Павлов тоже орет: "Нет, не ври!". Васька, плача, всё время что-то объясняет, но я ничего не понимаю, и только когда Павлов перехватывает у меня трубку, становится ясен смысл того, что говорит Росляков: надо пойти к Юриной матери, которая живет через три дома от нас, и сказать ей, они все боятся ей звонить...
Впервые в жизни Павлов пасует перед ситуацией и наотрез отказывается меня сопровождать... И он прав: про то, что было там, мне и сейчас вспоминать неохота...
Юра... мы были знакомы гораздо меньше времени, чем прошло со дня твоей смерти... но я помню всё наше с тобой как сейчас... Я помню как сейчас и нашу с тобой ужасную последнюю встречу, за которую я грызу себя вот уже 28 лет, не переставая. И твои последние слова, сказанные мне...

Юра, я люблю тебя!
И я жутко скучаю по тебе все эти долбаные 28 лет!