Это пост читателя Сплетника, начать писать на сайте можешь и ты
Автор - Дмитрий Губин. Статья была опубликована на сайте Росбалт. Просто
мнение.
Меня ехидно спросили: вот я утверждаю, что литература умерла, а чему бы я
тогда учил в школе вместо нее? И я понял, что счастье привалило.
Дело в том, что я читаю лекции о современном и каждый раз начинаю с того, что
у литературы художественной кончился век (или, цитируя Невзорова, «срок
годности»). Это не только у нас, это всюду. Все кивают головами, но мало кто
читает и Толстого с Достоевским, и Чосера, и Генри Джеймса, и Бальзака. Всюду
старая добрая литература превратилась в елочные игрушки из анекдота: не
разбились, но больше не радуют.
Так, на мой взгляд, случилось, потому что литература оказалась никакой не
вечной ценностью, а преходящим институтом, обслуживавшим вполне конкретную —
индустриальную — эпоху. Обслуживание закончилось вместе с эпохой, потому что
главные функции (отвлекать и развлекать, обобщать и передавать опыт, создавать
систему распознавания «свой — чужой») перешли другим институциям. И прежний
лидер, как всегда бывает при фазовых переходах, не исчез, но изменил функцию.
Это как лошади в ХХI веке: тоже не исчезли, но транспортом быть перестали.

То есть сегодня человеку, влюбившемуся по уши, нет смысла читать «Анну
Каренину», чтобы понять, что с ним творится. Хорошие книги по репродуктивной
биологии и устройству гормональной системы, от Аси Казанцевой до Дмитрия
Жукова, Роберта Мартина и Оливии Джадсон, помогут ему, влюбленному дураку,
куда эффективнее. И даже предостерегут от ошибок. Другое дело, что non-fiction
не претендует на статус «вечной ценности» (новых знаний прибывает каждый
день). И, следовательно, ее нельзя «изучать» так же, как литературу, то есть в
порядке исторической хронологии, с погружением в биографии авторов, с разбором
«образов» и «сюжетов». Плевать нам на биографию Наоми Вульф и на
композиционное устройство ее non-fiction бестселлера «Вагина»: важна
информация по эволюции женской сексуальности, которую Вульф дает. И я в своих
лекциях разбираю не книги, а концепты, попутно расставляя, так сказать,
путеводные знаки, коли на горном перевале от «художки» к «научпопу» нет
топографических указателей. Знание «художки» мне в этом деле ничуть не
помогает. И моим слушателям, кстати, тоже.
Мне, повторю, вообще непонятен смысл сегодняшних уроков литературы. Большей
частью (если не повезет с учителем, а обычно не везет) они контрольным
выстрелом в голову добивают остаток интереса к чтению. Школьное
литературоведение, все эти «образ Базарова — образ Кирсанова», «экспозиция —
кульминация — развязка», — абсолютная, вульгарная, никому (кроме авторов
учебников) не нужная фигня. От которой, слава богу, университетское
литературоведение удалено на километр. Нужно ли знать о роли в истории страны
Пушкина, Лермонтова, Толстого? Конечно! Так же, как и о роли Чаадаева, Росси
или Николая I. Ну и пусть Пушкины живут себе в учебнике по истории. В школе же
нет уроков архитектуры, а потому никто, слава богу, не заставляет вызубривать
пять отличий барокко от классицизма. Заставляли бы — мы плевались бы, приходя
на Дворцовую площадь.

Так что курс литературы в школе скорее вреден, чем полезен, потому что
отбивает интерес даже к тому, что может быть интересно. А может быть интересно
абсолютно все. Например, творчество Пушкина, вбежавшего в нашу поэзию на
тоненьких эротических ножках, по точному замечанию Абрама Терца. Пушкинские
белозубые четырехстопные ямбы сливаются в объятьях с не менее белозубыми
ямбами похабных стишков Баркова — в том-то и сила Пушкина, чтобы то, что
использовалось для похабства, начать использовать не только для него.
Дело в том, что школьная лит-ра — она о мертвом слове. Все, кого там изучают,
от Фонвизина до Солженицына, умерли — нередко вместе с языком. Литература —
это старый музей. Не трогать, не прислоняться, замереть и восхититься. К
реальной жизни это никакого отношения не имеет — это все искусство хранимое, а
не творимое. Можно наловчиться строчить сочинения по Шаламову — и не уметь ни
изложить, ни отстоять самую простенькую мысль вроде той, что тюрьма ломает и
убивает 99% людей, включая писателей, но несломленный 1% закаляется до
твердости алмаза. Поэтому то, что плохо для человека, часто очень хорошо для
человечества — и наоборот.
Русский человек, со всеми своими великими литературными тенями и льющейся с
небес духовностью, совершенно не знаком ни с формальной логикой, ни с
риторикой, ни (высший пилотаж) с уловками и манипуляциями. За границей
включите по телеку новости — там наверняка будет vox pop, опрос людей на улице
по поводу злободневной проблемы, — и посмотрите, как самая простая бабулька,
на голове три волосинки, легко и складно говорит на камеру. Ладно бабулька —
складно на камеру говорят пожарные, полицейские, санитары. А вы можете
представить себе нашего полицая (с детства фаршированного Онегиным и
Раскольниковым), который умеет три слова связать?

Урок словесности в моем представлении — это урок эквилибристики,
балансирования между музейной ценностью и сегодняшней потребностью. Это
выработка навыка мыслить и говорить самому — но так, чтобы зачарованно слушали
другие. В России веками право на слово было у литературных оперуполномоченных.
Нужно было пройти по ведомству Сергеевых-Ценских, Маминых-Сибиряков,
Гариных-Михайловских и прочих Мельников-Печерских, чтобы заслужить право на
публичное высказывание. Редактор, цензура, публикация — тогда да. Но сегодня
прежние иерархии пали. Вот тебе Твиттер со 140 знаками, вот ВКонтакте, ЖЖ и
Фейсбук с безлимитными текстами, вон Ютьюб-канал — вперед, говори urbi et
orbi, камера смотрит в мир.
Урок по изучению умершего не в состоянии научить жизни в социальных сетях,
умению написать коммент к чужому посту — молчу уж про счастливое искусство
замутить сетевой срач по пустяковой проблеме. Научиться писать толковые посты,
вступать в дискуссию, противостоять троллингу — это все знания, куда более
важные для социального успеха, для жизни, для будущего.
Так что — долой лит-ру, даешь словесность! К которой, разумеется, никаких
училок с дипломом из педвуза и близко подпускать нельзя (все угробят; к тому
же они обычно говорят на среднеканцелярском русском) — а можно и нужно
запускать тех, кто в Сети слывет кумиром, а такие всюду есть. А чтобы
сохранить «школьный стандарт» — раздать школьникам брошюрку с именами и
произведениями, которые можно самостоятельно почитать. Неплохая будет такая
методичка, если доверить ее составление (в заведомо несогласованных вариантах)
упомянутой Татьяне Толстой, а также Виктору Пелевину, Дмитрию Быкову и Людмиле
Улицкой.
Потому что словесность — это бесконечная вариативность при минимуме догм.
Проблема не в том, что фонтан заглох, а в том, что пруда больше нет.

Почему от литературы в школе можно отказаться с чистой совестью
01:19, 20 марта 2017
Автор: Tory_n
Комменты 167
Комментарий был удален
Решетчатый настил – специальное антивандальное полотно, выполненное из металла. Он широко используется в промышленности, строительстве, в производстве различных деталей и конструкций. Отличительная особенность решетчатого настила – наличие большого количества ячеек. Он активно применяется там, где отсутствуют условия для нормального и благоприятного использования различных строительных материалов. За счет того, что структура решетчатого настила особенная, за ним очень легко ухаживать. Устойчивость к коррозии полотна обеспечивается за счет того, что оно оцинковано. http://pressnastil.ru/
А! Очередной неполживый дурачок...Что ни скажут-все нелепо.
Интернет-магазин офисной техники.полиграфического.банковского оборудования и товаров для бизнеса https://brand-trade.ru/
А в чём состоит ценность умения строчить комменты к постам и разводить "сетевой срач"... до меня как-то не доходит)) Или сейчас это стало составляющими успешности и большого ума?)) Ммм, старею, видимо))