После того как крупные глянцевые издания ушли из России, Ариан Романовский потерял должность главного редактора Tatler, но вскоре искрометно заявил о себе в личном телеграм-канале "Оливье с икрой". В интервью Анне Николаевой он рассказал о том, как выстраивает личный бренд, что пришло на смену светским балам Tatler, а также развеял несколько слухов о самом себе.

— После того как вы вышли из тени и перестали быть фасадом большого и красивого журнала, превратившись в самостоятельное медийное лицо, я считаю, что мы имеем право начать с личных вопросов. Итак, кто такой Алексей Соколов? (Некоторые якутские издания сообщали, что настоящее имя Ариана — Алексей Соколов. — Прим. ред.)

— Мне льстит, что мое имя обрастает легендами, но конкретно эта никакого отношения к действительности не имеет. Я Ариан, меня назвали так в честь дедушки. Я родился в Москве, но у меня мама из Якутии.

— Расскажите про родителей.

— Я не хотел бы этого делать просто потому, что они совсем не публичные люди.

— Правда, что ваша мама долгое время была чиновником?

— Нет, это не так.

— Но отношения с родителями вы поддерживаете?

— Да, прежде всего с мамой. Она живет в Москве.

— Есть ли у вас любимый человек?

— Да. Я очень счастлив.

— Корректно ли задать вопрос о вашей сексуальной ориентации?

— Пожалуй, приберегу такой эксклюзив. Спасибо, что спросили.

— О своих ментальных проблемах вы говорили всегда более откровенно. И подробно рассказывали о своем биполярном расстройстве. Однако вы не производите впечатления человека с таким диагнозом. Боюсь уличить вас в инспирации модной болезни.

— Мое текущее состояние — результат работы над собой. Биполярное расстройство — это не приговор, особенно когда это легкая форма, как в моем случае. Сначала у меня диагностировали депрессию, а потом уже психиатр отменил антидепрессанты, так как пришел к выводу, что в моем случае это другой диагноз.

— Вы окончили журфак, а всю карьеру строили в глянце. Никогда не было идеи заняться более серьезной журналистикой?

— Нет, я изначально был ориентирован на эту индустрию. Мама всегда покупала глянцевые журналы. У меня до сих пор хранится подшивка журналов TopModel. Мне всегда были интересны селебрити, поп-культура. Русский и литература — единственные предметы, на которых я мог себя проявить. Поэтому, когда встал вопрос о поступлении, ответ был очевиден. К тому же мне нравилось, что журфак находится на Моховой, а не где-то на выселках, как все остальные.

— Родители как-то участвовали в развитии вашей карьеры?

— Нет. Здесь я исключительно сам. В 17 лет пришел стажером в Tatler под руководством Виктории Давыдовой. Надя Оболенцева работала светским хроникером — ходила по редакции с ежедневником Louis Vuitton. Это впечатляло. Как и вечеринка по случаю запуска Tatler на Лужнецкой набережной с Мэйси Грэй и Евой Грин. На мне были немодный тогда бежевый пиджак оверсайз TopMan и элегантный шарф в тон. Было так весело! С тех пор мыслей о серьезной журналистике вообще не возникало.

— Несмотря на свою эмоциональность и яркий темперамент, вы сделали последовательную и яркую карьеру в жесткой рациональной структуре глянца. Как вам это удалось?

— Сложно предъявить готовую формулу. Факторов всегда много. Где-то идешь на компромиссы, где-то благоволит удача и хорошее отношение. Но прежде всего важен, как мне кажется, искренний интерес. Моя память, как автомат случайных чисел, выдает такое, о чем многие просто не помнят: в каком ресторане любила ужинать Ульяна Цейтлина? Что связывало Дашу Жукову и Настю Кочеткову? Это полезные качества для светского хроникера. При этом меня тоже бросало. В какой-то момент я очутился в Life Арама Ашотовича Габрелянова.

— Когда вы ушли работать к Габреляну, у вас не было ощущения, что предаете профессию?

— Понятно, что существовали определенные нюансы имиджевого характера. Но я быстро пришел к осознанию, какая там мощная школа. К тому же мне предоставлялся огромный карт-бланш, большая команда талантливых журналистов в подчинении и полная свобода действий. Так что это был суперский опыт.

— После того как из России ушел глянец, главные редакторы мигрировали в телеграм-каналы и превратились из представителей корпораций в самостоятельных медийных игроков. Из "обложки" Tatler вы превратились в живого человека с эмоциями, яркими высказываниями, конфликтами.

— Вы же понимаете, что это тоже образ? За моим каналом все-таки скрывается лирический герой. Даже мои приятели писали: а не перебарщиваешь ли ты? Не двинулся ли ты кукухой после увольнения? Не все понимают, что новые жанры требуют новых подходов. А я прекрасно отдавал себе отчет в том, что без "провоцирующей откровенности" такое медиа, как телеграм-канал, просто не будет работать.

— Хорошо. Тогда насколько Оливье и Ариан пересекаются как личности?

— Меня, безусловно, много в том, что я пишу, но нельзя не понимать, что мой канал — это все-таки медийный продукт. Канал отражает в целом и мои взгляды, и интересы, и образ жизни. А вот душевный стриптиз я не устраиваю, остаюсь в футляре.

— А что насчет телеграм-конфликтов? Вы громко ссорились с Ксенией Собчак, спорили с девушками из "Антиглянца", обменивались жесткими колкостями с Аленой Долецкой. Это все тоже "лирический герой"?

— В своих высказываниях я искренен. И выражаю свою точку зрения. Но при этом не оскорбляю. Не думаю, что в итоге такие дискуссии должны влиять на личные отношения. И с девчонками из "Антиглянца", и с Ксенией Анатольевной мы продолжаем тепло общаться. Правда, Алена Станиславовна обещала мне не подать руки. Хотя я и раньше держался от нее на почтительной дистанции. Конечно, расстроило, что она поставила под сомнения мои профессиональные качества. Успокаивает, что Анна Винтур, с которой мы общались перед моим назначением, их все же оценила. Некоторые шутят, что для полного счастья мне надо вступить в перепалку с Юрием Лозой.  

— То есть, встречаясь потом на вечеринках, вы общаетесь как ни в чем не бывало?

— Да. По крайней мере, с моей стороны это так.

— Большой глянец был серьезной инфраструктурой для светской тусовки. Обложки со знаменитостями, Бал дебютанток, светские завтраки и пикники. Что пришло на смену и стало новой действительностью светской жизни?

— Конечно, сейчас не хватает площадок. Героини тоскуют. Тот же Tatler был своего рода стенгазетой, которую любили читать, рассматривать и находить там себя.

— Каким же будет импортозамещение?

— Закон сохранения энергии работает. Другой вопрос, какого качества это будет. Сейчас сказать сложно.

— Вы готовы вернуться в глянец "внутреннего производства"?

— Я готовлю сейчас собственный проект. Это будет связано с медиа. Понятно, что телеграм-канал — это не более чем бугага, игрушка, хотя он уже начал монетизироваться. Я придумал для него жанр папарацционных съемок, который мне очень нравится. Аудитории — тоже.

— Но возвратимся к вашему проекту. О чем речь?

— Пока я только сформировал общую идею.

— Это будет городское или светское медиа?

— Городское. Общественное. Больше пока рассказать не могу. Единственное, что я точно не планирую уходить из медийной среды. Я больше ничего не умею.

— В отличие от коллег, той же Ксении Соловьевой или Виктории Давыдовой, которые в своих проектах прокачивают "экспертность", вы ушли в построение личного бренда, личного имиджа. Вы стали самостоятельным светским персонажем. Как это повлияло на ваши отношения с героями Tatler?

— Я не могу сказать, что "полностью переоделся" и перетягиваю на себя одеяло. В канале я по-прежнему продолжаю писать о светских персонажах, рассказываю эксклюзивные истории, делюсь впечатлениями. Школа Condé Nast и Life научила меня тому, что эксклюзив — это главное, как бы хорошо ты ни писал.

— Начиная с 24 февраля как изменились светская повестка и светская жизнь?

— Признаться, когда все началось, я довольно быстро понял, что наша жизнь не будет прежней, и никаких иллюзий на этот счет не питал. Светская жизнь сначала замерла. Дальше — вопрос эластичности морали. Со всех сторон много лицемерия. Одни по-прежнему пляшут на столах, другие сначала заламывают руки в сторис, а потом пляшут на столах. Но основной инстинкт, инстинкт жить побеждает. Я недавно встречался со своей знакомой из Чечни, и она сказала, что все это уже давно пережила. Только тогда это называлось не спецоперацией, а чеченской кампанией. Она вспоминает, что и тогда было много людей, которые спекулировали на этой теме, занимались морализаторством и учили, кому и как надо реагировать на происходящее. Так вот, она склонна думать, что люди имеют право жить, несмотря ни на что.

— То есть наслаждаться жизнью, на ваш взгляд, важнее, чем рефлексировать?

— Одно не исключает другого, на мой взгляд. 

— А о детях вы вообще задумываетесь? Хотели бы ребенка?

— Я был бы счастлив.

— Кто топовые светские герои Москвы сегодня?

— Помимо меня?

— Вас оставляем. Кто еще?

— Tatler в свое время регулярно делал список most invited. Думаю, в нем остались примерно те же.

— Мне кажется, с изменением политической повестки этот список очень сильно изменился. Разве нет?

— Ну разве что там теперь нет Александра Ефимовича Роднянского.

— Тогда назовите ваш топ-5 самых интересных личностей Москвы.

— Вы заставляете меня ступить на тонкий лед и подвергнуть себя большому риску. Поэтому давайте я ограничусь тем, что назову просто несколько своих близких друзей: Оля Карпуть, Лиза Аминова, Сандро Радаев. Вообще, я же, как "орнитолог", занимаюсь бердвотчингом. В этом "бестиарии" у меня нет особенных любимцев.

— Вы рассуждали о "моральной эластичности". Звучит красиво, а содержание неприятное. Для вас лично существуют люди, которым вы не подадите руки?

— Вот чтобы прямо отвернуться и не подать руки... Нет, я не настолько принципиален. Есть люди, которые мне неинтересны. Или неприятны. Но я не держу в голове мысли, собираясь на очередную вечеринку: "Вот увижу эту мразь и как не подам руки!".

— То есть кодекс чести вам чужд?

— Я старая душа, если рассуждать буддистскими категориями. Мне кажется, я не первый раз живу, и отношусь ко всему спокойно. Это не равнодушие. Здесь скорее про "плавали — знаем". Такова действительность. Существует спираль истории. Легко быть мудрецом, будучи отшельником, сидя на вершине холма. А вы попробуйте быть мудрецом среди людей. Хотя кто-то скажет, что я приспособленец. Но происходящее сейчас точно не заставит меня встать и уехать из России.

— А что заставит?

— Угроза личной безопасности и безопасности близких.

— Проблема профессионального выгорания вам знакома?

— Бывает тяжело. Но азарт и интерес к жизни побеждают.

— Вы были знакомы с Эдуардом Дорожкиным?

— Да, он был одним из моих учителей.

— Когда его не стало, многие писали о том, как недооценен он был. Не кажется ли вам, что "лирический герой" светского льва в России обречен? Нет пророка в глянцевом отечестве. Вас не страшит судьба Дорожкина?

— Вопрос очень философский. Если суждено оказаться в забвении — то се ля ви. Буду стараться, чтобы этого не случилось. Я тщеславный, и плюнуть в вечность мне еще хочется.

Источники: Из личного архива Ариана Романовского