Фильм  Андрея Звягинцева "Левиафан" еще до проката  вызвал шквал обсуждений - одни критикуют его за чернуху, другие хвалят за новый взгляд режиссера, показавшего классического маленького человека с неклассической стороны - он не борется и не спасается, он - порождение своего времени и сопротивляться жизненным невзгодам не собирается.

"Левиафан" уже стал одной из самых титулованных картин российского кино - на его счету и Каннская пальмовая ветвь за сценарий, и победы на фестивалях в Мюнхене, Лондоне, Абу-Даби, премии индийского фестиваля и азиатско-тихоокеанского.

Съемочная группа Первого канала встретилась с одним из самых известных сегодня в мире российских режиссеров, чтобы из первых уст узнать, что это за новый киноязык, который задевает сокровенные струны и делает его фильмы, снятые о России и для России, понятными и близкими всем.

"Как на духу говорю - никаких струн не нащупывал, просто исхожу из того и действую так, как хотелось бы, каким бы хотелось видеть самому фильм на экране. Ровно таким пытаюсь сделать его, прилагая к этому все свои усилия. Вот, собственно, и все. Я просто действую, я просто делаю кино, как могу, как умею", - говорит режиссер.

"Еще до всех этих побед вы говорили, что вы сняли наднациональный фильм с наднациональной идеей. И ведь, правда, вы базируетесь на философии, на философской книге Гобса "Левиафан", история, как я понимаю, взята из жизни американской глубинки и снималась в Мурманской области. То есть, некое наднациональное образование, которое сейчас все рассматривают под микроскопом", - предположила ведущая.

"Настолько, под таким серьезным микроскопом рассматривают, что воспринимают фильм, как документальный. То обстоятельство, что мы снимали на берегу Баренцева моря в поселке Териберка на Кольском полуострове, никак не свидетельствует о том, что мы рассказываем историю о северянах, живущих на Кольском полуострове. Мы рассматриваем это как историю вообще, когда вы говорите об наднациональной или другими словами универсальной идее этого замысла, то это действительно так. История с Химейром, случившаяся в Колорадо, это просто, как бы сказать, отправная точка, это некое семя, которое упало в землю, растворилось в ней и дало совершенно новый плод что ли, совершенно новую историю", - ответил Андрей Звягинцев.

"Складывается впечатление, и по крайней мере, кинокритики пишут, что это не Россия сегодняшняя, это. судя по символам, которые мы видим, это и о Руси, и о России советской, и о России сегодняшней, и может быть даже вообще не о России. А о чем?" - спросила у режиссера ведущая.

"О человеке. О человеке, о маленьком человеке, о столкновении его с системой, на каком бы языке он не говорил, в какой бы части мира он не проживал, вот и все. Это просто окрашено в те тона, о которых можно было бы сказать, что это история, снятая в России. Но это фильм о человеческом уделе. Вот я бы так сказал. Тут нет никаких открытий. Альянс церкви и государства, о котором говорится в нашей картине - это вечная история. Вы сослались в начале беседы на Гоббса, это 1650 год, Томас Гоббс, "Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского". Эти мысли были еще в средние века. Тут стоит очень важный вопрос, на самом деле, об этом альянсе, о степени этого альянса. Поскольку слишком тесный альянс лишает иерархов церкви нравственного права давать оценку действиям светской власти. Вот это опасность", - ответил режиссер.

"А что же все-таки за язык такой межкультурный? Европейцы ждут ваших картин и что-то про Россию из них понимают. И может быть, про себя. Что это за язык все-таки?" - спросила журналистка.

"Я бы подчеркнул, что, может быть, и про себя, потому что я не раз видел реакцию людей в Европе, в Америке. Я вхожу в холл перед залом, и из зала выходят люди, которые не знают, кто я такой, и проходят мимо. Это в Америке было. И две женщины идут и обливаются слезами, американки. И я задаю себе вопрос уже ретроспективно после того, что здесь я слышу, неужели они так горько льют слезы по поводу того, что вот ты какая Россия? Они не потирают ручки - какая же ты, Россия, оказывается, грязная и неумытая. Они льют слезы по самим себе, потому что фильм и о них тоже, об их человеческой доле. Об этой несправедливости, которая просто как сеть наброшена на мир людей, и так далее. Эта история абсолютно универсальна. Нас семь миллиардов, не 140 миллионов, мы — огромная планета людей, и все люди очень похожи. Вот как-то так", - сказал Андрей Звягинцев.

Текст: Ирада Зейналова

1tv.ру