Театр имени Евгения Вахтангова - один из моих самых любимых. Небольшой, с уютными ложами, расположен в историческом центре Москвы, бережно хранящий свою историю.

 С тех пор как у бывшей Третьей студии МХТ в 20-е годы появилось собственное училище, пополнение труппы происходит из  выпускников "Щуки", которая находится тут же, в боковом Никольском переулке. 

Театр  был основан в 1921 году молодым учеником Станиславского Евгением Вахтанговым.

В Москве в это время царил страшный голод, но Евгения Багратионовича, азартного и крайне жизнелюбивого человека, это не остановило. Так писала Марина Райкина на одну из годовщин театра:

«..Вахтанговцы буквально живут в театре. Вместе репетируют, ссорятся, играют спектакли. В театре есть все для жизни — прачечная, химчистка — и на улицу выходить не надо. Есть даже собственная маникюрша. Отдельное место — столовая тети Фроси. Она делает умопомрачительные расстегаи и вкуснейшие обеды за три копейки.

В Вахтанговском, как ни в одном театре Москвы, культ обслуживающего персонала. Вот, например, монтировщик Петя Синтелев. Если кто-то из артистов ему говорил: «Петя, это плохо висит, надо бы прибить», он тут же отвечал: «Играть лучше надо». И артисты замолкали. Замечательный сапожник Алексей Сергеевич работает в театре. После спектакля «Егор Булычев и другие», самого шумного спектакля того времени, Борис Щукин спрашивает сапожника: «Ну как, Алексей Сергеевич?» «Ох, Борис Васильич, какой спектакль! А сапоги-то какие!» Эта фраза будет гулять по театральной Москве еще долго. После спектакля Цецилия Мансурова довольно произносит: «Моей Кате понравилось». Катя — это костюмерша, и не дай бог попасться ей под руку.

Вахтанговцы вместе встречают каждый Новый год. И не дай бог кому-то уйти гулять на сторону. После спектакля разъяренный худрук Рубен Симонов врывается в гримуборную молоденькой и хорошенькой актрисы Галины Коноваловой со словами: «Вы что думаете, меня никто не приглашает?! Мне негде больше встречать Новый год? Почему вы не пришли?» Все происходит в портретном фойе — Новый год, читают всей труппе пьесы, принятые к постановке. Проводят шумные собрания, снимают худруков и выбирают новых. Тут же выставляется гроб, прощаются с умершими коллегами».

Вахтангов проявил себя подлинным творцом не только в создании своего театра, своей театральной эстетики. Он внес новаторский вклад и в развитие учения Станиславского. Поэтому «вахтанговское начало» можно понимать в двух смыслах — как основу нового художественного направления и как момент развития «универсальной методологии, которая принадлежит всем временам и всем театральным художникам».

Обостренное чувство современности побуждало его отказывать А. П. Чехову в лирике, Вахтангов видел в нем трагического художника. Он мечтал поставить «Чайку» не так, как ставили чеховские пьесы в МХТ, а театрально, как подлинную трагедию. А в «Свадьбе» окрасил чеховский юмор «горьким смехом Гоголя, желчной усмешкой Сухово-Кобылина». И даже этого ему было мало. Он хотел соединить в одном спектакле «Свадьбу» и пушкинский «Пир во время чумы». В «Свадьбе», утверждал он, есть «Пир во время чумы». «Эти, зачумленные уже, не знают, что чума прошла, что человечество раскрепощается, что не нужно генералов на свадьбу».

С театром сотрудничали молодые Шостакович, Завадский, туда как на ниточке тянуло лучших режиссеров и драматургов. 

В 1941 году одна из первых бомб, сброшенных на Москву, попала в театр имени Вахтангова, труппе пришлось эвакуироваться в Омск. Но несмотря на тяжелые условия, у артистов было только одно желание – играть. На голодный желудок, ну или с куском хлеба в хороший день все одевались и репетировали веселую и легкомысленную «Мадмуазель Нитуш».

Предшественником Римаса Туминаса на посту художественного руководителя театра был Михаил Ульянов -  советский и российский актёр, режиссёр театра и кино, театральный деятель.

К своему стыду, я знаю Михаила Александровича только по роли пенсионера-мстители из фильма Говорухина «Ворошиловский стрелок».

Сыграть в фильме Ульянова вынудили и финансовые, и жизненные обстоятельства: актёр невероятно боялся за свою подрастающую внучку, поэтому в ленте сыграл, по сути, самого себя. Анна Синякина, исполнительница роли внучки пенсионера, вспоминала, что на съемках Ульянов сначала помог Говорухину утвердить её на эту роль, после чего постоянно помогал молодой актрисе вжиться в образ, подсказывал и давал советы.

Михаил Александрович признавался, что ему было приятно работать над ролью: «…К приятным эмоциям располагала обстановка, ведь съемки шли в небольшой и уютной Калуге, которая, как мне показалось, каким-то чудом сохранила свой давний купеческо-провинциальный уклад. Нравился мне мой герой — обыкновенный старик, за плечами которого немудрящая, но честная жизнь. Только на склоне лет нет ему покоя. Мир перевернулся! Ценное обесценилось, и откуда ни возьмись такое повылазило… И получилось, что на примере этого старика вдруг на экране вскрылись беды нашего болезненного, незащищенного общества».
Михаил Ульянов занял кресло художественного руководителя театра имени Вахтангова в 1987 году.
Выдержка из статьи о нем все той же Марины Райкиной:
«..День Ульянова начинается с хлопот: он народный депутат. В его квартире в прихожей у телефона висит лист, на котором написано: «Ясли, милиция, квартира...» Он всем помогает, за всех хлопочет. Артисты получают квартиры в новом доме на «Киевской». Как-то, проезжая мимо, Ульянов вздохнет: «Эх, скольким же я сделал здесь квартиры. И ни одна сволочь меня на новоселье не пригласила». Артист от Бога. Имидж — мужчинский мужчина. А в жизни... Ульянов мягкий, добрый, нерешительный. Добровольный подкаблучник. Как же с такими качествами он решился возглавить труппу после Евгения Симонова? Просто умеет брать на себя ответственность за других, за театр, не боится признаваться в ошибках и расплачиваться за них. Иногда слишком дорогой ценой».

До сих пор каждый спектакль театра предваряет записанный на магнитофон голос М. А. Ульянова: просьба к зрителям выключить мобильные телефоны перед входом в зрительный зал и началом спектакля.

В последние годы своей жизни Михаил Ульянов тяжело болел и оставался худруком только номинально. Римас Туминас стал одним из тех, кому в 2006 году дирекция театра предложила должность художественного руководителя еще при жизни Михаила Ульянова. Тогда Туминас от должности отказался, и лишь после смерти Ульянова в 2007 году дал свое согласие, став первым иностранным режиссером, возглавившим крупный государственный театр в России.

Его кандидатура была для театра не случайна. Поставивший там по приглашению Михаила Ульянова гоголевского "Ревизора", он был настоятельно рекомендован им в качестве своего преемника. Помимо славы Туминаса, проехавшего со своим легендарным спектаклем "Улыбнись нам, Господи!" весь мир, для Ульянова было важно и то, что Туминас, выпускник русской театральной школы, некоторыми важнейшими качествами близок Евгению Вахтангову. Не только создателю праздничной "Принцессы Турандот", но и автору страшной сатиры "Чуда святого Антония", мрачного гротеска чеховской "Свадьбы" и, наконец, великого спектакля "Гадибук" в еврейской студии "Габима", отточенного до мистического, трагедийного звучания. Ульянову было важно, что творческая манера Туминаса близка этим энергиям, из которых родился когда-то Вахтанговский театр.

Артисты как мы знаем народ очень нежный и чувствительный, и если после назначения Женовача последний отделался лишь недовольными разговорами и экстренным сбором труппы, то Римас оказался в центре бурления страстей.

Часть старейшего поколения, которую легко счесть на пальцах одной руки, решили, что Туминас для Вахтанговского театра не годится. Впервые за последние десятилетия сумевший сплотить эту блестящую труппу железной режиссерской волей (а это, напомним, явление художественное, не административное!), Туминас показался им слишком неоднозначно и вызывающе ярким. Они записывали каждую выпитую им рюмку, говорили о том, что истинный театр Вахтангова с приходом нового худрука умирает.

В итоге тогдашнему министру культуры Александру Авдееву было направлено коллективное письмо с просьбой уволить Римаса. Ни Василия Ланового, ни Ирины Купченко, ни Юлии Борисовой среди жалобщиков не было.

 Ряд самых инициативных артистов даже направились к министру на ковер, но он принимать делегацию отказался. Министерство культуры РФ тогда официально заявило, что не готово принимать решения о судьбе руководства театра имени Вахтангова, труппа которого разделилась на сторонников и противников действующего художественного руководителя - Римаса Туминаса. Как сказано в заявлении, опубликованном на сайте ведомства «следует уважать как вахтанговские традиции, замечательную школу театра, так и трудовое законодательство. Судьба театра не может быть решена поспешно».

Тогда же министерство культуры наделило Туминаса неограниченными полномочиями в управлении театром, что впоследствии стало причиной нового конфликта, возникшего в 2010 году между директором театра и худруком. Разногласия, возникшие в сфере финансовой политики, в частности, касавшиеся распределения зарплаты и гастрольной политики, в итоге привели к увольнению дирекции театра. Через год театр Вахтангова закрыл все свои долги и стал одним из самых коммерчески успешных театров Москвы.

Римас, несмотря на всю царившую атмосферу напряженности в театре, продолжал репетировать «Дядю Ваню», одинаково общаясь и с теми, кто был за него, и со своими «противниками».

Увлеченно с ним работали в это время Людмила Максакова (Войницкая), Владимир Вдовиченков (Астров), Сергей Маковецкий (Войницкий), Анна Дубровская (Елена Андреевна). Художественная воля Туминаса не позволяет ему реагировать на ситуацию интриг и раскола.

Как говорит сам Римас: «..когда претендуешь стать своим, рискуешь быть наказанным за такие амбиции. Я не претендую на место «своего». Я свой в театре. Это то единое пространство, в котором существую и я, и Вахтанговский театр. Здесь нет границ.

Наверное, какую-то дистанцию мне придется выдержать. Надо несколько дистанцироваться, чтобы не начать с вхождения сразу в недра театра и во все его проблемы. Из этого потом не выберешься. Так же, как нельзя ввязаться в военные действия без того, чтобы понаблюдать сначала откуда-нибудь с пригорка за ходом этих действий. Иначе тебя же первого и убьют, увидев в тебе главного врага. Не потому, что я чего-то боюсь! Но я хочу победить вместе с театром. И эта победа возможна».

Премьера "Дяди Вани" в Театре им. Вахтангова в 2009 году не была просто очередным театральным событием. Нервность репетиций, обостренных конфликтом внутри театра, слухи, которые смешили и пугали «всю Москву», мол, саму систему Станиславского предлагает использовать не по назначению - все это создавало дополнительный ореол вокруг еще не рожденного спектакля.

Как признавался сам Римас, он собственно и приехал еще давным-давно в Москву из Литвы только чтобы ставить Чехова, о котором во времена его юности в Литве особо не говорили.

Дядю Ваню в спектакле играл и играет по сей день Сергей Маковецкий – тонкий, чувственный артист, который пришел в театр Вахтангова молодым юношей, играл в водевилях, отличался дерзкими высказываниями за кулисами, а затем прогремел на всю Москву ролью молодого Шостаковича в спектакле «Уроки мастерства».

Я пошла на спектакль особенно не обновляя в памяти это произведение, в голове была мешанина из "Вишневого сада", "Трех сестер" и какие-то смутные образы Войницких и Серебряковых. До сих пор считаю, что это было верным решением - перечитав пьесу, понимаешь, что это совершенно другое произведение. Из-за этого Туминаса часто упрекают в том, что он переписывает классику, по своему ее интерпретируя, на что он обычно возмущается - "да никакой я не интерпретатор! я просто читаю то, что написано".

В начале спектакля, Римас как всегда, ударяет с музыки - что-то грустно-тревожное, какое-то отдаленное безумие в вихре скрипки. Музыка настолько органична, что воспринимается как сам воздух, который носится по сцене. В глубине сцены небрежно лежит старый каменный садовый лев, рядом валяются доски. Ума не приложу, как можно было так точно это почувствовать? Я увидела этого старого каменного льва, и сразу в голове всплыли непонятное откуда почерпнутые образы - осень, старая усадьба, остатки былого величия, заброшенный дом, ощущение потери и пустоты, ничего не осталось - только покосившийся лев валяется у ворот. И уже все понятно, настроение задано. В разных углах сцены стоят старый слесарный станок, ржавая тачка, облезлый диван.. и домочадцы - люди, которые вынуждены жить под одной крышей.

Актеры не удивили, они просто поразили! Анна Дубровская, которую я знаю в основном по сериалам, на сцене театра почти что Сара Бернар - не ожидала от нее такой игры! Я не видела ее, только Елену Андреевну - жену старого профессора, которую она так блестяще играла, каждое слово, движение - естественно как дыхание.

Сергей Маковецкий сыграл в "Дяде Ване" лучшую свою роль - он даже стал как будто ниже ростом, как-то бессознательно волоча порой ногу или нервно одергивая пиджак.. а уж сцену его неловного соблазнения Елены Андреевны должны увидеть все - смех сквозь слезы, и плакать хочется от его неловкости и трагичности, а все равно, собака, так играет, что смешно. 

Настоящее произведение рождается, когда артист и режиссер дополняют друг друга, В случае с Римасом и Сергеем эта комбинация равняется стопроцентному успеху. Когда играет Сергей - это всегда смех сквозь внутреннюю трагичность, то ли из-за его голоса, то ли внутреннего мироощущения. Это в любом случае очень близко Туминасу: "..Эти однодневки, так называемые «гостиничные пьесы», когда перепутывают номера или перепутывают женщин — когда-то была комедия переодеваний, комедия ошибок, и вот в таком жалком виде это все вернулось. Комедию интересно найти в трагедии. С улыбкой смотреть на жизнь, на уходящее время — время уходит, и мы должны с ним попрощаться, не обозлиться, научиться радоваться уходящему времени. Должна возобладать нежная сила театра".

Владимир Вдовиченков в роли доктора Астрова мне не понравился. Конечно, он очень, просто безумно старался - но его игра, такая старательная, была слишком видна. Иными словами, я видела не доктора Астрова, а Владимира Вдовиченкова, который его играет. Не знаю, как описать, вроде и не фальшивит, а ощущение волшебства нет. Кстати, доктор тут совсем не Чеховский - это скорее Туминосовский пьяный гусар в "Евгении Онегине" - пьющий персонаж, который сквозь алкогольные пары от экзистенциальной грусти излагает самые здравые вещи. Интересно, что Вдовиченков и играет этого гусара в "Онегине", видимо, Римас видит его в этом амплуа.

До слез поразила игра Марии Бердинских в роли Сони - некрасивой девушки, которая влюблена в доктора Астрова. А последний, подлец, ценит в женщинах только физическую красоту.

Про ее игру очень точно сказала Марина Райкина: маленькая-маленькая, некрасивая, до слез искренняя железная кнопка. Как и в случае с финальным монологом Татьяны в "ЕО", Римас не стал делать его филофски-покорным, Соня читает "будет и у нас с тобой, дядя Ваня, небо в алмазах" так надрывно, что сразу понимаешь, как непросто ей дается это христианское смирение. Сказать, что мне понравилась ее финальная речь - значит ничего не сказать! Столько было передано между строк, и как хочется женского счастья, и как хочется быть красивой, и как сложно, тяжко, постоянно работать в глуши и содержать своего взбалмошного отца с эффектной молодой женой.. Замечательно сыграно!

Людмилу Максакову Римас склоняет и в хвост, и в гриву - здесь она оголяет ноги практически до исподнего, носит черный парик и влюбленно-преданно таскает за своим зятем его портфель. Ножки у Людмилы Васильевны прелестные, но сцена конечно поражает. А уж что они делают с Виктором Добронравовым в "Эдипе"..до сих пор не могу отойти морально от этого.

Итог спектакля полностью отображает миропонимание Туминасом Чехова:

"..Главная тайна, которую Чехов оставил нам и которую безуспешно до сих пор пытаются разгадать все, — это тайна течения времени. «Куда все уходит», «наши дни уходят» — время уходит, истекает, проходит, испаряется — какие еще есть глаголы? В театре я все время пытаюсь найти этот верный чеховский глагол, одно-единственное точное слово. Что такое течение времени? Это похоже на то, как в прохладной воде вдруг около тебя проплывет рыба, слегка коснувшись своим плавником. Какое страшное это прикосновение — холодное, легкое, мимолетное. Это мгновение надо понять и дать физически почувствовать".

В этом спектакле символизм Римаса приобретает гротескные формы - уж если Астров показывает свое неравнодушие к Елене Андреевне, то от смущения зритель не знает, куда деться. Дух запустения витает не только на сцене, но и в зале, пропитываешься этим едким ядом, старая нянька Марина кокетлива и напрудрена до безобразия. Это уже третий спектакль Туминаса, откуда я выхожу с полным ощущением безысходности и опустошенности. Персонажи ни за что не борются, они сдаются в конце каждого спектакля, зато у зрителя, пережив это, появляется шанс и желание двигаться и развиваться, одним словом - жить!