Все мы помним из истории, что 14 декабря 1825 года произошло на Сенатской площади. Я недавно прочитала пьесу Бориса Голлера «Флейты на площади», там была замечательная сцена беседы царя с Николаем Бестужевым уже после боя. Бестужев тогда сказал: «Чтобы выйти.. разве надобно - непременно верить в успех?.. Достаточно сознать – что не можешь не выйти!» Вполне возможно, так все и было. Декабристы были во многом правы, но слишком идеалисты, чтобы победить. И слишком честны, чтобы остаться в стороне. Вы знаете, что Михаил Бестужев приказывал стрелять в морды лошадям, а не людям, когда на них шли в атаку? Невероятно, мятежники стремились убить как можно меньше народу. Изначально вообще был наивный расчет на то, что солдаты не будут стрелять, ведь среди бунтующих свои же. Глупыши, неужели они не знали, что всегда найдется тот, кто «просто исполнял приказ»? Впрочем, речь сейчас не о самих декабристах, а о женщинах, которые были рядом с ними. О тех, кто прошел вслед за своими мужьями все круги ада, немыслимые для людей даже нашего воспитания, а уж о них и говорить не стоит. Мне сложно представить сейчас жену олигарха, уехавшую в ссылку за мужем в Сибирь, в мелкое поселение, собравшуюся держать там хозяйство, обходиться без прислуги – все самой, а жены декабристов это сделали. Перед тем, как рассказывать о благородном и очень правильном поступке этих женщин, мне бы хотелось упомянуть о тех, кто поехать за мужьями не смог. Итак, первая история. Ее звали Мария Андреевна Бороздина - дочь сенатора Андрея Михайловича Бороздина и Софьи Львовны (урождённой Давыдовой). Иосиф Поджио познакомился с ней в имении Давыдовых Каменке. Вот что вспоминал сам Поджио уже под арестом, давая письменные показания: «В 1824 году, в апреле месяце, господин Давыдов предложил мне вступить в тайное общество, я же, будучи в те время влюблен в его племянницу, согласился вступить в тайное общество. Отказаться побоялся, чтобы не навлечь на себя негодование господина Давыдова и через то лишиться способу видеться в его дома с теперешней женой моею, ибо я только там ее и встречал; не имея случая к свиданию, лишился бы надежды иметь в супружестве теперешнюю жену мою... ... господин Бестужев, прицепившись к сказанному мной в шутку, что я готов быть одним из наговорщиков, отвел меня в другую комнату и спросил, хорошо ли я обдумал то, что предложил. Я был так смущен торжественным тоном, которым он мне предложил этот вопрос, что, опасаясь, как он не подумал, что я отступаю из трусости, я заявил ему тогда, что хорошо обдумал. Несколько минут спустя я понял, что сделал большую неосмотрительность, обещав из-за ложного стыда, участвовать в деле, противном моим принципам, моей совести, и которое я ни за что на свете не мог бы выполнить». Нет оснований сомневаться, что именно так Иосиф Поджио и стал членом тайного общества. Не всем же быть героями, а он, занятый поправкой запущенных дел в имении и заботами е детях, настолько не интересовался политикой, что даже газет не выписывал. Родители были против брака Марии с многодетным вдовцом Поджио, и не только потому, что считали дочь слишком молодой, чтобы взять на себя воспитание чужих детей (сына и трёх дочерей). Главным препятствием Андрей Михайлович считал разность вероисповеданий — Поджио был католиком. Но всё-таки Мария вышла замуж в начале 1825 года вОдессе. Недовольные браком Бороздины лишили дочь приданого. 14 января 1826 года фельдъегерь увез в Петербург арестованного Иосифа Поджио. От беременной жены его удалось скрыть причину внезапного отъезда. Переживая свою первую разлуку с мужем, Маша еще не знала, что больше никогда не увидит его и не получит ни единого слова привета от своего любимого. В донесении следственного комитета по делу Иосифа Поджио сказано: «Главнейшие преступления Поджио состоят в знании злоумышленнейших заговоров, в участии в разговорах о сих замыслах, но он никогда действительным членом общества не был». После ареста мужа Мария Андреевна безуспешно разыскивала его. По просьбе её отца местонахождение Поджио скрывали от родных. На все её письма во дворец и государственные учреждения чиновники отвечали отписками.6 апреля 1828 года граф Бенкендорф в письме А. А. Волкову писал: «Проживающая в Москве в доме г. Демидова жена государственного преступника Иосифа Поджио, желая разделить участь мужа её, просила меня известить её о настоящем его местопребывании. Вследствие сего покорнейше прошу Ваше превосходительство объявить госпоже Поджио, что я не имею положительного сведения о пребывании его». Ещё 19 ноября 1827 года она пишет своей родственнице Марии Волконской о желании выехать в Сибирь. 21 января 1828 года из Читинского острога приходит ответ: «… Что же касается Вас, добрая моя кузина, я Вас обязываю никак не предпринимать это страшное путешествие до получения верного известия, что Ваш супруг был выслан; что станет с Вами, если Вас задержат в Иркутске на несколько месяцев до его прибытия; Ваши бедные дети нуждаются в Ваших заботах…» 7 сентября 1828 года М. Бороздина-Поджио пишет императоруНиколаю I: «… Знаю всю великость преступления мужа моего, бывшего гвардии штабс-капитана Осипа Поджио, и справедливое наказание, определённое ему, не смею и просить о помиловании его; но будучи его несчастною женою, зная всю священную обязанность моего союза, самая вера и законы повелевают мне разделить тяжкий жребий его; … Повели объявить мне местопребывание преступного, но несчастного мужа моего, дабы я могла, соединясь с ним, исполнять до конца жизни моей данную пред богом клятву…»

Казалось, можно было ждать и оправдания, но тут Андрей Михайлович Бороздин пустил в ход все свои связи – и ненавистного зятя приговорили к двенадцати годам каторжных работ с лишением чинов, дворянства, и поселению в Сибирь. По постановлению Верховного уголовного суда И. Поджио был приговорён к 12 годам каторги в Сибири. После вынесения приговора осужденные получили возможность свидания с родными, но Мария приехать в крепость не смогла: она сама уже была под арестом. Собственный отец запер ее в доме, не допуская к ней даже родных. Письма, которыми пытались обмениваться супруги, конечно, тоже не доходили. Отец требовал, чтобы дочь признала своего мужа преступником и считала себя вдовой, готовой к новому браку, благо такое право было дано царем всем женам осужденных декабристов. Но Мария Андреевна стояла на своем: она поедет за мужем в Сибирь. Даже первенец, который родился уже после ареста Иосифа, не был преградой. Мария Андреевна считала, что она нужнее мужу. Бороздин, видя, что он не в силах сам бороться с дочерью, добился аудиенции у императора. Николай I милостиво снизошел к просьбе сенатора и приказал заменить Иосифу Поджио сибирскую каторгу на одиночное заключение в Шлиссельбургской крепости. Матери Поджио и его жене сообщать об этом строго запрещалось. Лишь после 8 лет заключения в Шлиссельбургской крепости Поджио отправили в Сибирь. Мария Андреевна ничего об этом не знала. В марте 1828 года она обратилась с письмом к шефу жандармов Бенкендорфу, умоляя сообщить, где находится ее муж. В апреле она получила ответ: «Жене государственного преступника Поджио. В настоящий момент еще на имеется положительного сведения о местопребывании его». Ответ оставлял надежду – всё-таки написано «жене», а не «вдове». «Жена», – повторяла Мария Андреевна, пытаясь радоваться хотя бы одному этому слову. Перепробовав все способы узнать что-нибудь о муже, она решилась в августе 1828 года подать прошение императору. Наивно было думать, что об этом не узнает ее отец. Ответа она не получила. А там временам комендант Шлиссельбургской крепости докладывал Бенкендорфу, что Поджио «просит неотступно позволения писать жене своей». Просьба была передана царю, и тот только в январе 1829 года разрешил Поджио писать жене, не объявляя о месте своего пребывания. Иосиф, конечно, писал, но по злой воле сенатора Бороздина ни одно письмо получено не было. Мария Андреевна неустанно питалась узнать хоть что-нибудь о судьбе мужа, но смогла лишь убедиться в том, что его нет на сибирской каторге. В феврале 1830 года она подала еще одно прошение императору, но, не зная жив или умер ее муж, закончила его словами: «Государь, я не знаю, чего я должна просить у Вашего императорского величества». Прошение, как всегда, осталось без ответа. В том же году (1834) брак между Бороздиной и Поджио был расторгнут, и она вышла замуж за князя А. И. Гагарина. Существует предположение, что отец поставил Марию Андреевну перед выбором: либо она расторгает брак с Поджио, либо он остаётся в одиночном заключении, подрывающем его здоровье. Сам Поджио о расторжении брака узнал по прибытии в Сибирь. Иосиф Поджио скончался в январе 1848 года в Иркутске, в доме Волконских. Когда до Марии дошли сведения о его смерти, она покончила жизнь самоубийством. О причине смерти М. А. Гагариной декабрист Н. Лорер в своих воспоминаниях «Записки моего времени» писал : «Княгиня Гагарина, урождённая Поджио, после бала взяла холодную ванну нарзана и тут же умерла от удара». Портретов Марии не сохранилось (или я не нашла) Источник: википедия, учебник Истории, очерк "Рама без портрета" Натальи Нутрихиной