Лиза Бреннан-Джобс - дочь Стива Джобса, которую он долгое время не признавал. «Маленькая рыбка» — ее первая книга. Ранее рассказы Лизы публиковались в Vogue, Los Angeles Times и других изданиях.

Отрывки из книги

Мама родила меня весной 1978 года, когда родителям было по двадцать три, на ферме их друга Роберта в Орегоне, под присмотром двух акушерок. Роды, от самого начала до самого конца, заняли три часа. Роберт фотографировал. Отец приехал через несколько дней.

— Это не мой ребенок, — повторял он всем на ферме, однако все равно примчался встретить мое появление на свет.

У меня были черные волосы и большой нос, и Роберт сказал:

— Но очень похожа на тебя.

Родители отнесли меня в поле, положили на одеяло и принялись листать книгу с детскими именами. Отец хотел назвать меня Клэр. Они перебрали несколько имен, но так и не смогли добиться единодушия. Им не хотелось ничего производного, сокращенной версии более длинного имени.

— Как насчет Лизы? — наконец предложила мама.

— Точно! — обрадовался отец.

На следующий день он уехал.

— Разве Лиза не сокращение от Элизабет? — спросила я как‑то маму.

— Нет. Мы проверили. Это самостоятельное имя.

— А зачем ты дала ему поучаствовать в выборе имени, если он притворялся, что не мой отец?

— Потому что он твой отец.

В свидетельстве о рождении мама указала обоих родителей, но записала меня под своей фамилией — Бреннан.

***

В 1980 году, когда мне было два, прокурор округа Сан-Матео, штат Калифорния, призвал отца к ответственности за то, что тот не платил алиментов. Власти добивались того, чтобы отец взял на себя материальную заботу обо мне и компенсировал штату уже выплаченное пособие. Калифорния подала иск от лица матери. Отец в ответ стал отрицать отцовство, поклялся, что неспособен иметь детей, и назвал другого человека моим отцом. Суд получил в свое распоряжение слепки и снимки его зубов, а также другие медицинские данные, и они не совпали с моими. Тогда адвокаты отца заявили, что «между августом 1977 года и началом января 1978 года истица вступала в сексуальные отношения с лицом или лицами, чьи имена неизвестны ответчику, но истица хорошо их знает».

 

Суд постановил сделать анализ ДНК. <…> Пришли результаты: вероятность родства оказалась самой высокой, какую могли тогда определить приборы, — 94,4%. Суд велел отцу компенсировать затраты штата на пособие в размере 6000 долларов, а также постановил выплачивать алименты — 385 долларов в месяц, и отец потом увеличил их до 500, и платить за мою медицинскую страховку, пока мне не исполнится восемнадцать. <…>

По настоянию отцовских адвокатов дело было закрыто 8 декабря 1980 года, и мама не догадывалась, почему они так спешили покончить с ним, хотя до этого тянули месяцами. Четыре дня спустя компания Apple стала публичной, и состояние отца за ночь перешагнуло за отметку в 200 миллионов долларов.

***

На следующий день после того, как мы вернулись с озера Тахо, отец решил показать нам свой новый дом. Я не видела отца несколько лет и не увижу еще несколько после того. Память об этом дне, необычайном доме, моем чудном отце — будто сюрреалистичный сюжет; мне часто казалось, что всего этого не могло быть на самом деле. Он приехал за нами на своем «порше».

В доме не было мебели, только просторные пустые залы. В одной огромной, похожей на сырую пещеру комнате мы с мамой нашли церковный орган на возвышении — деревянный набор педалей внизу, а над ними — два пространства, отделенные фигурной решеткой, полные сотен металлических труб всевозможных размеров: от гигантской трубы, куда я могла бы войти целиком, до трубки меньше ногтя на моем мизинце. Каждую в вертикальном положении удерживала специальная деревянная выемка, точно подходившая по размеру.

Я нашла лифт и каталась на нем вверх-вниз, пока Стив не велел прекратить.

Фасад, открывавшийся с подъездной дорожки, в действительности оказался на самом деле торцом, а настоящий фасад смотрел на лужайку — огромный, с большими белыми арками, увитыми бугенвиллеей.

— Дом — полная дрянь, — сказал Стив маме. — И архитектура — дрянь. Я хочу его снести. Купил это место из‑за деревьев.

Я так удивилась — будто кто‑то ударил меня в грудь, а они шли дальше, словно ничего не случилось. Как может он думать о деревьях, когда у него такой дом? Неужели он его снесет раньше, чем мне выпадет возможность сюда вернуться?

***

 

<…> Конечно, некоторые детали плохо соотносились друг с другом. Он был богат, но носил дырявые джинсы; успешен, но мало говорил; знаменит, но казался замкнутым и обделенным; его фигура была грациозна, но сам он — неуклюж; он изобрел компьютер и назвал его моим именем, но как будто совсем меня не замечал и никогда не говорил об этом. И все же я видела, как все эти противоречивые черты, повернутые под определенным углом, могут быть частью одного целого.

— Я слышала, как только на нем появляется царапина, он тут же покупает новый, — как‑то сказала мама Рону при мне (Рон — альпинист, с которым какое‑то время встречалась мать Лизы)

— Что новый? — спросила я.

— «Порше».

— Разве нельзя просто закрасить царапину? — спросила я.

— С машиной так не получится, — ответил Рон.

— Нельзя просто положить черную краску поверх черного, все равно будет заметно. Существуют тысячи оттенков черного. Нужно перекрашивать всю машину целиком.

Когда в следующий раз приехал отец, я задумалась, та ли это машина, на которой он был в прошлый раз, или новая, точно такая же.